Солнце било им в глаза, и силуэт бегущего человека сначала был лишь тёмным пятном на фоне яркого света. Они машинально сделали шаг вперёд, приподняв алебарды, готовясь произнести заученную фразу.

Армейцы редко видели Петурио и помнили его как суетливого, сгорбленного старика в гражданской одежде, который всегда семенил, опустив глаза, и старался быть незаметным. Он был для них частью городского пейзажа, не более опасным, чем уличный голубь или бродячая собака. Военные привыкли, что он появляется изредка, что-то тихо бормочет про налоги или поставки зерна и тут же исчезает как тень.

Но перед ними был Петурио, которого они в первый момент не узнали.

Перед ними был человек, которому только что вернули смысл жизни. Человек, который увидел своего живого сына, спасённого из подвалов Цербера. В его глазах больше не было того мёртвого, потухшего взгляда, к которому все привыкли. В них горел огонь — смесь отцовской любви, благодарности и холодной, расчётливой уверенности в себе.

Его шаги были не семенящими, а решительными. Он не остановился. Он не попросил. Он оттолкнул одну из алебард, возможно, впервые в жизни применив физическую силу к кому-то, кроме назойливой мухи.

— Срочное донесение от его величества! — его голос, обычно тихий и вкрадчивый, сорвался на крик. Не на писклявый визг, а на властный, пусть и хриплый, крик человека, наделённого полномочиями. — Где командир гарнизона?! Немедленно меня к нему!

Слова эхом отразились от каменных стен, заставив дремавших солдат подскочить и вспомнить про несение службы.

Воздух будто заискрился от внезапного пробуждения. Кто-то выругался, кто-то завертел головой, пытаясь понять, что происходит.

Этот взрыв эмоций и власти от того, от кого его меньше всего ждали, должен был произвести ошеломляющий эффект.

Солдатам по уставу не положена гибкость мышления. У них есть шаблоны, вбитые палкой сержанта в учебном лагере.

Советник — тихий и незаметный. Воин — громкий и опасный.

Когда советник ведёт себя как воин, когда серая мышь рычит, как лев, их система даёт сбой. Они не знают, как реагировать, несмотря на то что военные априори не подчиняются гражданским, пусть даже и второму советнику короля.

Но в этом замешательстве единственной реакцией становится подчинение тому, кто выглядит более уверенным.

Я ощущал, как они переглядываются, как в их глазах мелькает растерянность, которая быстро сменяется покорностью. В конце концов, советник и так имел доступ к командованию, хотя никогда так себя не вёл. Я видел, как они расступаются перед ним, а один срывается в бег, чтобы найти по его приказу командира гарнизона.

Необычный, горящий решимостью вид советника заставляет их забыть о субординации и привычной осторожности. Он не просил — он требовал. И это работало, как ключ в замке. Забыв про всё на свете, часовой бросился выполнять его приказ, практически бегом провожая его в штабное помещение.

«Психологический фактор: разрыв шаблона. Успешно использован. Нейтральная фракция пришла в движение. Переход к фазе два», — отметил я с холодным удовлетворением.

Первый этап, самый важный, был пройден. Петурио вошёл в логово льва, и лев выразил готовность к выполнению приказа. Он пересёк границу между гражданским и военным миром, и теперь оставалось только поджечь фитиль, который я так тщательно протянул через весь этот пороховой склад.

Штабное помещение гарнизона.

Магия «Роя» включила Петурио его в свой состав в качестве нонкомбатанта, нейтральную не военную единицу, которая тем не менее могла осуществлять разведку.

Я ощущал до мелочей большую торжественную комнату с низким сводчатым потолком, пахнущая старыми картами, кислым вином и нестиранной одеждой.

Воздух густой, спёртый, пропитанный дымом курительного зелья и потом многих поколений военных.

По стенам висят карты королевства и схемы крепостей, потемневшие от времени, с обозначениями торговых путей. В углу стоит доспех на манекене — больше для красоты, чем для дела. В центре — большой дубовый стол, изрезанный кинжалами и покрытый пятнами от вина, на котором разбросаны игральные кости, пустые кружки и остатки вчерашнего ужина.

За столом сидят несколько офицеров, командиров сотен. Их лица расслаблены, глаза слегка мутноваты от выпитого за обедом вина. Они не ждут никаких событий.

Главное развлечение сегодня на Арене, куда им, к сожалению, нельзя — кто-то должен нести службу. А их служба — скучная рутина. Проверить караулы, подписать пару бумажек, выпить за здоровье короля. Они травят байки о прошлых походах, обсуждают вчерашнюю драку в таверне «Корона и Дева», строят планы на вечер, ленятся.

И в эту расслабленную атмосферу врывается стражник, а сразу за ним Петурио. Он не стучится, не ждёт разрешения войти. Дверь распахивается с грохотом, ударяясь о каменную стену. Он не даёт им опомниться, не даёт времени на вопросы и раздумья. Он действует по моему сценарию, как первоклассный актёр, который наконец понял, что от его игры зависит жизнь самого дорогого человека.