— Мой король! Этот пёс недостоин умереть от благородной стали! Он степной лучник, так пусть же он умрёт от стрелы, как загнанный зверь! Позвольте мне прикончить его издалека, как собаку, из его же любимого оружия, из лука!

Это значительно отличалось по аргументации от видения, но звучало гораздо правдоподобнее и азартнее. Тут явно не была импровизация, а заранее подготовленная часть плана и она укладывалась в канву нашей революции.

Это было бы крайне унизительно для Хьёрби и невероятно лестно для короля.

Предложение было жестоким, зрелищным и в очередной раз подчёркивало абсолютную власть Коннэбля даже над тем, как именно умрёт неугодный человек на арене.

Король, опьянённый зрелищем, собственной значимостью и предвкушением скорой расправы, пришёл в неописуемый восторг. Его лицо расплылось в широкой, садистской улыбке.

— Позволяю! — попытался было величественно воскликнуть он, но его голос сорвался от радости. — Эй, дайте-ка ему лук! Пусть потешится! Сделай это красиво, наёмник!

Цербер, стоявший за его спиной, позволил себе едва заметную улыбку. Всё шло так, как он планировал. Эта театральная заминка лила воду на его мельницу. Он был уверен, что держит ситуацию под контролем.

Один из гвардейцев из личной охраны короля, стоявших у балюстрады, с готовностью снял с плеча свой короткий боевой лук и бросил его вниз, на арену. Вместе с луком он бросил и одну-единственную стрелу с чёрным оперением. Джингри шагнул и ловко поднял их, предварительно убрав мечи за спину.

Толпа одобрительно загудела.

Такого шоу они ещё не видели. Это было что-то новое, свежее, пикантное. Это было зрелище высшего класса.

Они не знали, что только что сами, своими аплодисментами, подписали смертный приговор своему королю.

Я медленно, чтобы не привлекать внимания, расстегнул пряжку плаща и положил ладонь на рукоять меча.

«Фаза два завершена. Ключевой объект („лук“) доставлен исполнителю. Внимание противника полностью сфокусировано на ложной цели. Начинаем финальную фазу».

И я стал отдавать приказы посредством своей магии «Рой».

Джингри неторопливо отошёл на несколько шагов от коленопреклонённого Хьёрби.

Он поднял лук, наложил на него стрелу и медленно, с показной, театральной тщательностью, натянул тетиву. Наконечник стрелы смотрел прямо в грудь степняку. Хьёрби дышал тяжело, хватая воздух ртом как загнанная лошадь.

Толпа затаила дыхание. Король подался вперёд так сильно, что казалось, вот-вот перевалится через балюстраду. В его глазах горел нездоровый, жадный, алчный к смерти огонь.

Это была кульминация. Момент, ради которого всё это и затевалось. Я видел, как напряглись мышцы на спине Джингри. Он держал натянутую тетиву несколько долгих, звенящих секунд, давая напряжению достигнуть своего абсолютного пика.

И в последний момент, когда он уже готов был отпустить стрелу, он «случайно» качнулся и оступился. Его нога чуть проехала на предательском песке, он качнулся, и стрела, сорвавшись с тетивы, ушла выше и левее, чем он целился. Вместо того, чтобы вонзиться в сердце, она с глухим, влажным стуком впилась Хьёрби в левое плечо, глубоко войдя в мышцы у самой ключицы.

Толпа расстроено ахнула.

Хьёрби же издал яростный, нечеловеческий рёв. Рёв не столько боли, сколько праведного, священного гнева.

Это был рёв раненого льва, которого пытались унизить перед смертью.

Он вскочил на ноги так быстро, словно и не был ранен всё это время.

Одним резким, рваным движением он выдернул стрелу из своего плеча, игнорируя росчерк хлынувшей крови. Его лицо исказилось от ярости, превратившись в маску мстителя.

Толпа загомонила, а король нелепо дёрнул головой от неожиданности.

Не теряя ни доли секунды, Хьёрби в три огромных прыжка, как разъярённый зверь, оказался рядом с «ошеломлённым» Джингри.

Он выхватил у него из рук лук, и в его движениях была вся ярость и мощь его степного народа. Он наложил на тетиву выдернутую из самого себя окровавленную стрелу с чёрным оперением. Наконечник был багровым от его крови.

Он развернулся лицом к королевской ложе. Все произошло за одно биение сердца. Все мышцы в его теле напряглись в одном плавном, текучем движении. Он не целился. Ему не нужно было целиться.