В темноте вокруг Кэт раздавались и затихали голоса и топот босых ног. Кто-то плакал, какое-то животное закашляло, и Кэт заскулила при этих звуках; вдруг у ее ног по дороге заскребли собачьи когти, а мокрый нос стал нюхать пах, и она закричала.

Они приближались к двигателю машины, а над землей зажглись яркие огни и поблизости от поверхности загремел мотор самолета.

Едва дыша, Кэт лежала на холодном металлическом полу фургона, а ее везли домой. В это было невозможно поверить, так не должно быть, но ее отвезли домой. Не разрезали на куски, не скормили пещерным дьяволам, не отпилили верхнюю часть черепа, а просто отвезли в ее дом, с его смехотворным электричеством, современным оборудованием, всякими безделушками, не имевшими никакого значения, не защищавшими ни от чего.

Дома с Кэт остались двое незваных гостей. С тех пор они не выпускали ее из поля зрения: она даже мылась в присутствии незнакомых убийц – голая, в слезах, опираясь руками о кафель. Но ни горячая вода, ни жесткая мочалка не могли стереть жуткую вонь, исходившую из расщелины в красной земле; и ничто на планете не вымыло бы из ее памяти то, что они сделали со Стивом.

«Его мама с папой. Его треклятые мама с папой».

Делия, мать Стива, погибала на диване Кэт – та в жизни не видела, чтобы кто-то так дрожал. Редж держал жену за руки, чтобы она не упала.

Делию трудно было узнать – худая от природы, с недавних пор она совсем высохла: ноги и бедра, казалось, вот-вот сломаются. Мужу пришлось ввести ее в дом Кэт. За очками Делии двигался, кажется, только один глаз, вместив в себя всю силу ее требовательного взгляда. Кризис сокрушал ее мозг и сжигал нервную систему.

Звонок, поступивший от Кэт три дня назад, хорошенько удобрил в уме Делии первое семя волнения за сына. Со временем оно проросло хронической тревогой и расцвело паникой, которую можно было успокоить только лекарствами.

За последние несколько дней вся связь между Кэт и родителями Стива сводилась к периодическим звонкам Делии с вопросами, «не слышала ли она чего». От Реджа и Делии Кэт отделяла их мелочная неприязнь, которая теперь стерлась под волной родительского страха, переходящего в горе – неизбежное завершение их переживаний. Что касается ее собственных страданий, Кэт не могла с ними об этом заговорить.

Не то чтобы Редж полностью не одобрял избранницу сына – они с Кэт оба читали Ле Карре и иногда находили друг с другом общую волну: изредка Кэт высиживала с четой тоскливый ужин, и, когда Делия прекращала свой микроменеджмент мужа и всех, кто находился в комнате, Редж оказывался способен наслаждаться компанией Кэт. Однако дружбы между ними так и не получилось.

Кэт не знала, доводилось ли ей когда-либо испытывать такую же неловкость с кем-то еще. Она словно попала в ловушку, совершенно не представляя, как поддержать супругов. По чудовищной иронии, узы, которыми красный народец связал ей язык, сделали все проще: она говорила лишь то, что приказали красные.

На миг Кэт ощутила безумный прилив адреналина, едва не подтолкнувший ее к действиям, – ей захотелось рассказать родителям Стива правду. Просто взять и вывалить на них все. Но потом она вспомнила острый кремневый нож, приставленный бородачом к ее мягкому горлу. Если Кэт признается, то не оставит красным выбора, и они разделают всех троих.

Когда прибыли родители Стива, стражи Кэт удалились на кухню, а она, как ей и приказали, покорно объяснила Реджу и Делии, что странная пара – соседи, успокаивавшие ее. Чета ничего на это не сказала, приняв ложь на веру, – дела Кэт их не интересовали. Им хотелось только вернуть сына.

Теперь красные стояли у кухонной двери и прислушивались к каждому слову, произнесенному в гостиной. Ни Редж, ни Делия, кажется, их не замечали. Без красной краски тюремщики Кэт выглядели просто обычными, немного грубоватыми людьми.

– Фермер у Уэйлэма увидел в воде человека в тот же вечер, когда Стив вышел на прогулку, – Редж говорил сухими конкретными фразами. При слове «вода» Делия затряслась с удвоенной силой.

– Возможно, он упал, – продолжал Редж. – А в то время был отлив, и ветер дул с берега… Фермер доложил береговой охране, они выслали из Диллмута лодку, но не нашли Стива. Все это произошло до того, как мы узнали, что Стив пропал. Говорят, с пешеходами в тех местах подобное уже случалось.

– Но что он там делал в такое время? – вскричала Делия. По-видимому, ее утомил мягкий, сдержанный, усталый и отрешенный тон мужа. Теперь, решила Делия, не время для учтивости и рассуждений – пора выбивать из людей ответы. – Он же все время с тобой – он должен был тебе сказать! – Она впилась единственным живым глазом в Кэт, сканируя внутренности ее черепа в поисках неискренности.

Льюис, полицейский контакт Шейлы, звонил Кэт тем утром, чтобы получить более официальные показания по делу Стива. На этот раз в голосе детектива не слышалось веселья; наверно, и снисходительная ухмылка угасла при столкновении с настоящей пропажей. А ведь в офисе Шейлы Льюис разве что не смеялся над Кэт.

Во время звонка Льюис ни словом не упомянул о теориях Стива насчет фермы Редстоун, о Мэтте Халле и прочем подобном, что Кэт рассказала ему при встрече в редакции. Она сомневалась, что он вообще собирался вести расследование в этом направлении.