Шрифт:
Погодные условия,
Обличья и сословия
Ему не повредят наверняка.
Идет девица ль под венец,
Сказал ли истину мудрец —
Созрел на поле огурец.
Мы мудреца тем огурцом,
Девицу — в интересный дом…
Греху — начало, истине — конец.
Александр Градский, «Песня о грехе»
Тонкие миры —
Тонкие задачи…
Здесь реальный ты
Ничего не значишь.
Если нужно душу смутить извне,
То обращаются ко мне —
Я прихожу во сне.
Пройду по лабиринту мыслей
Запертые чувства пробуждая к жизни.
Найти мне ничего не стоит
Потаённый образ,
Что лишит покоя,
К сердцу путь откроет…
Я плету аркан нужного покроя
По следам из ран на душе героя.
Ты от горя пьян,
Разум твой в огне,
И потому расскажет мне,
Кого ты ждёшь во сне.
Рок-опера «Гермес», «Тонкие миры»
Си-дзюутэн Судзаку:
Просто удивительно, насколько слепы порой бывают люди, даже если они гетероморфы. Все мои коллеги по гильдии проявили одну и ту же специфическую черту характера — дичайший эгоцентризм, сдобренный фундаментальной ошибкой атрибуции. Каждый из них знал, насколько глубоко изменилась его личность из-за превращения в нечеловеческое существо с иной физиологией и иным строением мозга. Многие в связи с этим уделили очень много времени самоанализу. Но при этом каждый почему-то сознательно или подсознательно ожидал от других членов гильдии, что они будут вести себя именно так, как в игре. Что останутся именно его хорошими знакомыми, а не загадочными чудовищами из иной реальности.
И в отношении меня это было самой натуральной дискриминацией. Они видят перед собой химеру, пожирающую кошмары, но при этом почему-то ждут от меня, что я буду по-прежнему вести себя и чувствовать себя, как пожилой профессор с прекрасным классическим воспитанием и изрядной усталостью от жизни.
Они в упор не видят и не понимают, насколько моё тело сейчас переполнено гормонами, ловкостью и силой, проказливостью тануки, ловкостью обезьяны, мощью тигра, опасностью змеи! И как это всё чувствуется на контрасте с хорошо ухоженным, набитым имплантами, но всё же семидесятивосьмилетним телом, почти не ощущающим вкуса и запаха, забывшим, что такое любовь женщины или рёв мотоцикла под бёдрами…
Я самое затейливое, игривое и озорное существо в этом монстрятнике, а они всерьёз ждут, что я буду сидеть и писать им свод правил, как писал бы ТОТ Судзаку?!
Отчасти, конечно, я сам был в этом виноват. Не желая терять лицо и создавать лишние проблемы (их и так в Новом Мире было больше, чем мы могли вообразить), я старался быть голосом разума в нашей команде, успокаивая нетерпеливых и сдерживая вспыльчивых. Вот только я теперь сам нетерпеливый и вспыльчивый! И если долго это в себе удерживать — меня просто разорвёт на тысячу маленьких нуэ!
Нет, от обещания я не откажусь. В любом мире и в любом теле — если я сказал, что сделаю, значит сделаю. Этот принцип важнее физиологии. Но отсюда совсем не следует, что я не буду делать ничего другого! Такого обещания я не давал, а энергии у меня теперь хватит на тысячу разных дел!
При этом белые волосы, осанка и телосложение заставляют меня всё равно выглядеть почтенным мудрецом в летах. Хотя у нуэ на самом деле возраста просто нет. Поскольку мифология ничего не говорит о происхождении этого ёкая, авторы его додумали — оказывается, нуэ создают злые чародеи-химерологи, используя части тел различных хэнгэ. Как и большинство других химер, они не взрослеют и не стареют, всегда оставаясь в том виде, в каком их создали, хотя при этом являются живыми существами, а не конструктами или нежитью.
Поэтому свои загулы надлежит тщательно скрывать, если я не желаю заработать репутацию «Старика Похабыча». К счастью, японская культура предоставляет достаточно возможностей отвести душу по правилу Don’t ask, don’t tell.
Начал я своё моральное падение с того, что как следует нажрался. Во всех трёх смыслах этого слова! Съел столько, что на троих хватило бы, горничные-гомункулы только менять блюда успевали. Потом, правда, стошнило — мой организм использует телесную пищу только как стройматериал, но не как источник энергии, а поскольку я не был ранен и клеткам делиться не требовалось — лишняя масса была отвергнута. Но это ничуть не ухудшило моего настроения — хорошо проблеваться мне тоже не случалось лет тридцать уже, это лишь усилило ощущение полноты жизни.