Шрифт:
В четвёртый сезон, точно так же сухой, засаживается фасоль, нужная для добавления дополнительного азота в почву.
В пятый сезон, когда вновь начинаются дожди, засаживается просо или яровые культуры.
А в шестой сезон засаживается кукуруза на силос или сорго, но обязательно с добавлением навоза в почву.
Ввиду того, что каждый сезон занимает по 4 месяца, весь цикл занимает двадцать четыре месяца, в ходе которых дважды происходит фиксация азота в почве, поэтому, по расчётам Маркуса и Сары, истощения почвы происходить не должно.
Единственное, нужна ирригация полей, потому что с картофелем получается что-то не очень — этим уже занимаются, а в остальном, предложенный Маркусом севооборот показал работоспособность.
Ну и селяне, давно уже выращивающие картофель, предупредили, что раз в 6–8 лет надо добавлять в землю древесную золу, как они делают испокон веку, иначе расти картошка будет хреново. Почему, зачем — они в душе не ебут, но утверждают, что мы точно проебёмся, если не будем делать, как они говорят.
Ещё одно предложение сделали недавно, меньше двух недель назад, из агрогорода № 17 — лучше чередовать картофель с бататом, а то точно будут вредители, которые испортят картошку.
Маркус выёбываться на селян не стал, потому что не на 100% уверен, что он гениальный агроном, поэтому рекомендации включены. Хотят сажать батат вместо картошки — пусть сажают. Солдатам и свиньям, в целом, похуй, что есть.
— А что с рисом? — спросил я. — Есть какие-нибудь успехи?
— Агрогорода, специализирующиеся на рисе, не докладывают о выдающихся успехах — всё в пределах ожидаемого, — ответил Яньсюн.
Мы спиздили идею с запахиванием бобовых прямо в почву именно у селян с рисовых плантаций — они так делают тысячи лет и в хуй не дуют. Понимания, что это добавляет в почву азот, благодаря которому она не истощается и рис можно сажать непрерывно, дохуильярд лет подряд, у них нет, но исторически так сложилось, что они так делают и почва не истощается…
Сара называет это эмпирическим опытом — они не знают, почему это работает, но это работает, поэтому они это используют и не задают вопросов.
— В общем, продовольственная безопасность обеспечивается, — заключил я. — А что с вином и прочим горячительным?
— Пока что, успехов нет, — покачал головой мой первый зам. — Укрупнение винодельческих хозяйств сталкивается со значительными трудностями, поэтому я, на следующей неделе, отправлюсь на места, чтобы разобраться, в чём именно дело.
— Хорошо, — кивнул я.
Я решил, что незачем создавать революционную ситуацию на ровном месте, поэтому взял производство алкоголя под государственный контроль. В городе уже давно стало как-то суховато, люди испытывают недостаток градусов в крови, поэтому ходят раздражительные и недовольные.
Превращать Юнцзин в оплот трезвости у меня задачи не было, поэтому я не собираюсь давать почву для возникновения всяких Аль Капоне, которые будут лутать бабки на запрете алкоголя. Остановить явление нельзя, уж точно не в наших условиях, поэтому решено его возглавить — если и будет продаваться в городе алкашка, то только наша, с доходом в казну.
— Ладно, — сказал я. — Тогда давайте мне документы на подпись, почитаю, а затем возвращайтесь к своим задачам.
Через полчаса я вышел из здания совета квартала и встретил ожидающую меня Гизлан.
— Как-то непривычно заниматься всей этой бумажной волокитой… — пожаловался я. — Кажется, её стало только больше…
Она до сих пор внедряет марокканские высокие технологии бюрократии — объём подписываемых мною документов возрос, а эффекта я до сих пор не вижу.
— Только кажется, — усмехнулась Гизлан. — Как только будут до конца внедрены новые формы, быстродействие твоей бюрократии удвоится или даже утроится.
До реформы документооборота, моя бюрократия работала больше на личном страхе и скрупулёзных инспекциях объектов и служб. Архивариус говорил, что это полная хуйня, которая не годится ни для чего, но я-то видел эффект — задачи выполнялись, работа работалась, а император и его бюрократические подсвинки лишь счастливо хрюкали, с удовольствием передавая мне новые кварталы…
А Гизлан, имеющая богатый и печальный опыт работы в бюрократическом аппарате мэра города Касабланка, указала мне на «очевидные недостатки» авторитарного метода и сказала, что всё можно настроить гораздо лучше и точнее.
— Надеюсь, — вздохнул я. — Идём на производства — нужно принять доклад от замов Маркуса…
В городе уже ничего не напоминает о том кровавом рубилове, случившемся во время «демократических выборов» ванов. А ведь кое-где целые общины сгорели дотла — погибли люди, причём немало.
Но юся, выясняющие отношения — это стихия, с которой почти ничего не поделать. Возможности лично носиться по городу и убивать всех нарушителей спокойствия у меня не было, поэтому город просто переждал пик, а потом всё само по себе успокоилось.