— Кать, не надо, — попросил её Пётр, одновременно пытаясь удержать подругу одной рукой и сразу две сумки в другой. — Он того не стоит. Только этого и добивается. Оставь…

— Да, Катенька, оставь, — фыркнул Шарфин и похлопал себя по карманам, а затем начал оглядываться по сторонам в поисках ключа от машины. Тот, наверно, выпал из его руки, когда он упал. — Не рискуй своим обучением, а то будет очень обидно, если ты вылетишь отсюда со свистом. О! Вот они!

Обрадованный, он поднял из снега найденные ключи и отряхнул от налипшей белой массы.

— Посмотрите на себя, — зло усмехнулся он, глядя на то, как Катерина всё порывалась высвободить ладонь, а Пётр хмуро стоял и пытался не дать ей этого сделать. — Убожество, честное слово. Графский сынок, а таскает сумочку за какой-то бабой, как послушный пёсик. Скажи, она перед тобой юбку не поднимала, чтобы ты к ней получше подлизался? Или, может быть, вам луч…

Что именно хотел дальше сказать Шарфин, он так потом вспомнить и не сможет. Поняв, что она не сможет вырвать ладонь, чтобы сделать то, что собиралась, Катерина использовала оружие с несколько большим радиусом поражения. Свои длинные ноги. Элегантный женский сапожок прилетел ему точно между ног с такой силой, что задыхающийся от боли парень осел коленями в снег, схватившись за пах.

— Урод, — выплюнула она. — Понравилось, говнюк?

— С… — Юра даже слово не сразу смог произнести. Одуряющая боль расплывалась от пострадавшего достоинства и тянула его вниз, желая уронить лицом в грязный снег. Страдания были такие, что ему казалось, что даже просто сделать вдох уже выглядело почти непосильной задачей. — Т… тварь… я… тебя вышвырнут…

— Да плевать! — гордо заявила Катя и наконец смогла вырвать свою ладонь из руки Петра. — Иди, попробуй. Но больше никогда не смей даже думать о том, чтобы упоминать мою сестру! А это, чтобы не забыл…

Сунув руку в карман своего пальто, она нащупала связку с ключами. Догадавшись, что именно она собирается сделать, Шарфин застонал и даже сделал попытку воспрепятствовать… Хотя не смог даже встать с колен.

Катя упёрла ключи в бок его машины и с видимым удовольствием на лице провела рукой от двери до самой задней части, оставляя на полированной поверхности глубокие и уродливые царапины.

Сделав это, она развернулась и пошла в сторону университета, оставив Петра одного.

Мелехов лишь вздохнул и наклонился к стонущему Шарфину.

— Юра, — негромко и даже как-то устало заговорил он. — Знаешь, здесь, на территории университета я тебя не трону. Я ведь не идиот. Но я — аристократ. А это для меня что-то значит. Можешь оскорблять меня сколько тебе влезет. Мне плевать. Обращать на тебя внимание, всё равно, что на злобного тупого ребёнка. Но. Если ты ещё хоть раз позволишь себе сказать что-то подобное в адрес Кати, я тебя прибью. Ты меня понял?

— Да п… пошёл ты, — сипло выдавил Шарфин, пытаясь устоять на коленях и держаться одной рукой за машину.

— Ну ты меня услышал, — вздохнул Пётр. — Иди, снежка что ли приложи к яйцам. Может поможет…

— Значит, написали мне рекомендацию, — усмехнулся я в трубку.

— Разве после всего случившегося я мог поступить иначе? — ответил мне из телефона весёлый голос Молотова. — Александр, я опущу тот факт, что ты не только спас мне жизнь. Ты защитил Анну в суде. Защитил, я замечу, чуть ли не лучше, чем сделал бы я сам…

Ну, тут ещё вилами по воде писано. Как действовал бы Молотов, я не знаю. И не узнаю, спасибо чёртову Генри Харроу, чтобы ему икалось до конца жизни.

— Ну, ещё скажите, что вы меня и правда с собой взяли, чтобы я за вами бумажки носил, — усмехнулся я в трубку

— А я и скажу, — в свойственной ему ироничной манере заявил Молотов. — И нисколько об этом не жалею, Александр. Так что, да. Эту рекомендацию ты, на мой непритязательный взгляд, заслужил абсолютно полностью. Хотя бы за то, что я снова могу ходить.

Тут даже спорить с ним не стану. Распутин выполнил обещание и поставил адвоката на ноги. За два сеанса его дар полностью устранил повреждения, полученные в ходе аварии в Конфедерации, и теперь, пусть ещё не успев восстановиться до конца, но Молотов снова был здоров.

— Спасибо вам, — искренне поблагодарил я его.

— Будет тебе, Александр, — ответил Вячеслав. — Я всегда придерживался мнения о том, что сделанное добро рано или поздно вернётся. Пусть это прозвучит немного наивно, но порой мне кажется, что этому миру не хватает немного наивности.

Может быть, он и прав.

Заметив вошедшего в парк мужчину, я попрощался с Молотовым и убрал телефон в карман куртки.

Роман подошёл к скамейке, на которой я сидел, и я протянул ему стакан с ещё горячим кофе и завёрнутую в фольгу шаверму.