Перья с них начинают срываться вниз, превращаясь в белоснежные металлические копья!

Бах-бах-бах! Он начинает решетить землю, а вместе с ней попадая и по медведю! И с каждым мигом этой атаки, тело фамильяра всё больше раскалялось, всё больше светилось подобно солнцу!

И лучи с этого солнца сорвались. Золотые и испепеляющие.

*Вжу-у-у-ум-м-м*, — они с гулом шли по земле, оставляя выжженные борозды.

Количество лучей всё увеличивалось, и все они постепенно смещались к медведю с пробитыми мышцами, пока в какой-то момент не сошлись на нём все!

Оставив от него изрешечённую выжженную тушу.

Птица издала небесный крик, и пикированием села на плечо хозяина. Теперь она не сжималась до жалкого голубя, а так и оставалась величественной помесью орла и павлина, зелёный венок с которой превратился в свисающие терновые лозы.

Мальчик протяжно выдыхает с заметной усталостью.

— Вопросы? — повернулся он.

Все молчали. Только крысы довольно скалились, явно радостные. Впрочем…

Не все заткнули рты.

— Это ничего не значит! — вышла огромная помесь бобра и бегемота, — Это — не честь! Сражайся сам или умри! Потому что я… я лично вызываю тебя на поединок за трон!

Свита прошлого короля, — ныне пребывающем в форме шашлыка, — оскалилась и зарычала. Они были с ним согласны. Так и есть! Это личный поединок! Теперь фамильяры запрещены!

— Ну… окей, — вздыхает ребёнок.

Он щёлкает пальцами, и из кустов ему в руку влетает трезубец. Мальчик разворачивается и одним движением отправляет оружие прямо в шею оппонента! Костяное остриё пробивает кожу, однако застревает в плотном бронированном мясе яогуая! Он выживает!

— Ты жив?

— Я… ещё… не… — хрипел он.

Мальчик щёлкает пальцами, и трезубец влетает обратно в руку. Он снова целится. Швыряет! Попадание в тоже место! Пробил дальше.

Щёлкает. Ловит. Метает!

Снова щёлкает. Снова метает! Бам. Бам. Бам! Словно грёбанный бумеранг, словно сраное йо-йо — этот трезубец летал туда сюда, вбивая шею бегемота. Мальчик повторяет пять раз, пока от последнего голова бегемота… не слетает с плеч Бабах! Жирное тело падает к ногам теперь уже его прошлой свиты.

Мальчик снова вздыхает.

— Ну а теперь вопросы? — вновь оглядывает он.

Все молчали. Крысы скалились и пищали ещё активнее. Они были прям счастливы, они ликовали! Впрочем…

Ставки повышались.

— Аружые — удел слабих челавечкав! — последний, кто мог хоть как-то говорить, вышел из ряда зверей.

— Да ну вы издеваетесь?..

— Ти жалак! Типерь ти будишь срожаться са мной только своими…

И мальчик расправил руки. Из его спины выросли две дополнительные, а вокруг раскрылся поток энергии, который медленно начал заполняться чёрной жижей! Кипящей, булькающей, словно таящей в себе смерть и разрушение, а меж тем — словно портал в мир с десятком кошмарных, неживых тварей! Словно портал в саму смерть, словно… жидкое разрушение, гной и темнота. Оно копилось вокруг ребёнка, бурлило, готовясь сорваться!

И ребёнок этим управлял.

— Ладна, йа передумол нащальник, хы-хы, — очень неловко посмеялось нечто похожее на свинью и обезьяну, и криво потопал обратно на кривых обезьяньих ногах.

Мальчик снова вздохнул.

— Ну а ТЕПЕРЬ?! — спросил он.

Молчание. Крысы показывали средний палец, это был лучший день за последний год. Впрочем…

Все реально молчали.

— Ну слава яйцам, — фыркнул он.

Я зашёл в деревушку. Был день, так что увидеть меня труда не составило. Как и мою свиту.

— Уа-а-а-а! — все заверещали, — Монстры вернулись! Спасайтесь! Спасайтесь кто может!

Ну конечно, попробуй тут не завизжать, когда видишь ТАКИХ тварей. Я бы тут одного Потапыча боялся, пусть тот и пухлый мишка. Огромный, чёрный, в шрамах! Ух, страшная скотина!

Единственный, наверное, кто здесь только вдохновляет и привлекает — Михаил. Роскошный голубь с венком сидел на моём плече и всё так же серьёзно и хмуро смотрел на всех своими голубыми птичьими глазами.

Да. Михаил — голубь. На вопрос: «Ба, какого хрена?», был дан чёткий ответ: «Баал у нас не кастрированный, второго небесного роскошного котяру не примет». В целом — логика есть! Распространяется ли она на небесных созданий вопрос хороший, но зная Баала — мог бы и шипеть!

Тем более Михаил не против. Символ мира же! Тем более в боевой форме он ну проооосто роскошнейший птиц! Не то павлин, не то орёл, не то ястреб. Владеет одной двадцатой своей прошлой силы!

Да, чтобы меня не разорвало, пришлось урезать Михаила в двадцать раз. Позор? Если честно — есть немного. Двадцать раз! Я уже старшаков раскидывать могу! Усиль меня в десять раз — сравняюсь с топами мира! Но ДВАДЦАТЬ? Что там за махина такая была?!

Стыд и позор! Даже бабушке неловко было, ведь она же выслушивала, насколько я слаб, и насколько Михаила надо запечатывать.