Шрифт:
Существовали заповедные места, где не пролилось ни капли крови. Например, в испанской деревеньке, все шестьдесят жителей которой спали. Им некого было убивать. И утром они вышли из домов, подняли головы к небу и окаменели. Будто шестьдесят восковых статуй под палящим солнцем.
В подмосковном Голицыне Антон Журавлев омыл своего крепко связанного сына. Ласково шепча ему на ухо, он водил мочалкой по плечам, втирал шампунь в волосы, потом расчесывал, насвистывая колыбельную. Саша норовил укусить за палец. Запертая в подвале красавица жена Олеся царапала ногтями цемент.
— Все будет хорошо… — гундосил Антон.
Он улегся на постель рядом с рычащим, вырывающимся сыном и уснул без сил.
4.8
Новеньких звали Корней и Оксана. Корней, симпатичный и кучерявый, изъяснялся с легким акцентом. Его темноволосая, тонкая, как веточка, подруга, кажется, вообще не говорила по-чешски. Она молчала стыдливо и хлопала пушистыми ресницами. Глаза у нее были огромными, а кожа — мраморной.
«Засмотрелся на девчонку, старый пень!» — пристыдил себя Филип.
Грузовик потряхивало. В кузове они сидели кружком.
Филип представил новым друзьям Вилму и Альберта — так звали «битломана», подобранного у Таборских ворот. Альберт работал учителем географии. Успел поведать, что живет на территории крепости, и кое-что еще любопытное рассказал.
— А за рулем — Камила. Она-то вас и заметила, иначе проскочили бы.
— Спасибо. И ей, и вам.
— Вы прятались в супермаркете? — спросил Альберт.
— Да, но туда забрела сомнамбула.
— Их здесь относительно мало. — Филип и Альберт переглянулись. За трепыхающимся брезентом спали мертвым сном здания.
— А в центре? Вы же едете оттуда?
— Боюсь вас огорчить… — погрустнел Филип. Реки крови плескались в его голове. Умирающие солдаты и добровольцы голосили. Бензопила грызла кости. — Ночью мы были на Вацлаваке. Там ад. Толпы ракшасов.
— Кого?
— Ну, этих. Лунатиков. Жаворонков.
— Ракшасы — демоны из индийской мифологии, — пояснила Вилма. Это были первые ее слова после осады. Она искусала губы и расчесала кожу до красноты. Филип аккуратно отнимал Вилмины пальцы от исцарапанной шеи, но спустя минуту она вновь принималась почесываться. И так не молодая с виду, Вилма состарилась лет на десять и в то же время будто превратилась в ребенка, дезориентированного и затравленного.
— Как вы выбрались? — допытывался Корней.
— Военные увезли нас в Вышеград. Там был лагерь. Но явились ракшасы и…
Филип покачал головой.
— Люди в казематах… — прошептала Вилма.
— Возможно, они заперлись, — добавил Филип.
— Я встретил семьдесят или восемьдесят сомнамбул, — произнес Корней.
Филип фыркнул:
— Их было не меньше тысячи в Вышеграде.
— Мы думаем, — вставил Альберт, — что их тем больше, чем больше неспящих.
— В таких районах, — Филип кивнул за борт, — спать ложатся рано. Это туристы гуляют ночью.
Оксана спросила по-русски:
— Куда мы едем?
Яна учила русский язык и планировала переводить российских поэтов. Филип знал некоторые фразы и слова.
— В мою квартиру, — ответил он. — Нам надо передохнуть и обсудить дальнейшие действия.
— В Оксанином подъезде лунатики открыли газ. Чтобы вытравить неспящих.
— Умные, суки! — присвистнул Филип. Вилма пялилась в одну точку и скоблила шею ногтями. Он хлопнул ее по запястью, как папаша хлопает дочурку, расковыривающую комариный укус. — Соседей у меня почти нет. Кто путешествует, кто работает за рубежом. Половина квартир пустует. И… Альберт, — окликнул он, — повтори то, что ты рассказывал про лунатиков.
— Мой дом, — проговорил учитель, — находился в Вышеграде.
— И находится, Альберт. По сей день.
— Ну да. — Учитель коснулся мизинцем переносицы, будто поправлял невидимые очки. — Я живу один. Люблю подолгу бродить по окрестностям. Я был на кладбище, когда все началось. Соседи убивали соседей… — Он поник.
— Опусти подробности, — посоветовал Филип.
— Да… я… спрятался на могиле Дворжака. — Альберт обвел взглядом собеседников. — Моего любимого композитора. — В лице седовласого учителя было что-то восторженно-юношеское. — Через час крики затихли. Я решил проверить. Лунатики собрались напротив деканства. Они… остолбенели и таращились на луну. Вроде и не дышали совсем.
Он замолчал, чтобы Корней перевел для своей подруги. Оксана затараторила в ответ.
— Люди в окнах, — показал Корней на многоэтажки.
— Да, мы заметили.
— Они тоже остолбеневшие. Что было потом?
— Потом пришли военные, и я снова схоронился. Лунатики очнулись. Не ото сна, а от этого… паралича. Напали, но солдаты положили их из автоматов. Я боялся, что военные и меня прикончат. Автобусы привозили беженцев. Я смешался с толпой. Наблюдал за осадой из кустов, как трус.