Ридер вытер кровавые брызги с щеки и посмотрел на руку.

– Черт возьми, – выругался он.

С наступлением сумерек почти все фейерверки, что принес Калхун, были выстреляны, за исключением лишь нескольких бутылок-ракет. Когда Аннабель стала собирать бумажные тарелки в мусорный мешок, во дворе стоял запах серы. Бассейн был объят синим дымом. Двое ребят из Божьего домика на парковке мотеля рисовали световые следы бенгальскими огнями. Сэнди сидел на алюминиевом шезлонге в одних плавках и, болтая ногами, попивал рутбир из бутылки, а вокруг него валялась куча подарков и использованной оберточной бумаги. Диего, в шортах и вьетнамках, с голым торсом, бренчал на гитаре, которую принес из дома. Его жена сидела рядом за столом в бетонном патио, оба под зонтом. Аннабель, убирая со стола, наблюдала за ними краешком глаза. Росендо была в ярком розовом платье и сандалиях и с красным шелковым гибискусом за ухом. Она сидела спиной к столу, одну руку положив на свой раздутый живот, а вторую запустив Диего в волосы. Калхун ходил вокруг с пивом в руке, пиная воздушные шарики в бассейн, где те темнели на поверхности среди огоньков гирлянды и отражения неоновой вывески мотеля.

Аннабель приглядывала и за Сэнди, который не сводил глаз с Калхуна, бродящего вокруг бассейна.

«Может, он знает? – гадала она. – Может, мальчик чувствует такие вещи?»

Калхун принес фейерверки в старом ковбойском сапоге, завернутом в целлофан: бутылки-ракеты, черные кошки, огненные змеи, свистящие охотники, римские свечи, дымные бомбы, парашютисты. Все в подарок Сэнди. В начале праздника Аннабель положила руки Сэнди на плечи и, поставив его перед Калхуном, спросила:

– Ты же помнишь мистера Калхуна, Сэнди?

Калхун перевел взгляд с мальчика на Аннабель и обратно на мальчика. Затем наклонился и протянул Сэнди руку.

– Сэндмен, – чинно проговорил он.

Сэнди выдержал паузу, достаточно долгую, чтобы Аннабель успела забеспокоиться, но затем пожал Калхуну руку, на что тот воскликнул:

– Вот это сила!

– Это мне? – спросил Сэнди, указывая на фейерверки.

– Если твоя мама не будет против.

Аннабель кивнула.

Мальчиков из Божьего домика на день рождения привезла бабушка. Они были братьями – Альфред и Малкольм. Младший, Альфред, постоянно что-то болтал и ковырялся в носу. После торта и подарков он подбежал к Аннабель, сидевшей у бассейна с Калхуном, закатав джинсы до колен и болтая ногами в прохладной голубой воде.

– Сэнди не делится фейерверками, – заявил мальчик. Его старший брат, Малкольм, был рослым, с холодным острым взглядом близко посаженных глаз. После того как мальчики какое-то время поплавали, Малкольм, стоя на мелководье, развлекался тем, что держал младших ребят под водой, пока те не начинали кричать и брыкаться.

Позже Аннабель, конечно, стала бы винить в этом себя. Это ей надо было все предусмотреть, ей обо всем подумать, прежде чем приглашать к Сэнди на день рождения странных ребят, с которыми он и не играл никогда и которые были старше его. Но они ведь вместе ходили в церковь, и она решила, что день рождения без детей, с одними лишь взрослыми, выйдет скучным и невеселым. Как-никак, Сэнди исполнялось всего одиннадцать. Позже Аннабель услышит голос матери, которая всегда ее успокаивала: «Ну, ты по крайней мере попыталась, так ведь?»

Малкольм с Альфредом открыли последнюю бутылку-ракету и запускали их по одной-две за раз из уже почерневшего кожаного сапога, чтобы, по совету Калхуна, стрелять как бы из двойной пушки. Они сидели на краю стоянки, сразу за забором бассейна, где гравий встречался с травой. Ракеты взлетали с таким звуком, будто расстегивали воздух, как молнию, и взрывались футах в пятидесяти над бассейном.

– Где, черт возьми, их бабушка? – спросила у Калхуна Аннабель.

– Этим двоим фейерверки понравились больше, чем Сэнди, это точно, – заметил Калхун.

– Ему тоже понравились, – сказала она, собирая в мешок еще три бумажных тарелки. – Это хороший подарок.

Еще один взрыв – резкий, как оружейный выстрел.

Затем раздался раскат смеха и гнусавый голос Альфреда:

– Смотрите! Смотрите, что Малкольм сделал!

Братья стояли на краю стоянки, рядом с канавой, тянувшейся вдоль шоссе. Альфред скакал и носился кругами. Малкольм не двигался, молча уставившись на что-то в бурой траве.

Сэнди сидел на шезлонге и переводил взгляд с Альфреда на маму, потом туда, над чем склонился, уперев руки в бока, Малкольм.

«О нет», – пронеслось в голове у Аннабель.

– В чем дело? – спросил Калхун.

Сэнди резко вскочил раньше всех.

Диего отставил гитару в сторону и помог встать Росендо.

Все выстроились в ряд и увидели в свете бенгальского огня Альфреда, что Малкольм убил коробчатую черепаху, вставив бутылку-ракету запалом наружу ей в панцирь. Он просунул фейерверк в мягкую щель между головой и плечом и поджег запал. Взрыв вывернул черепашью шею и голову наружу, как рукав пальто. Лапы еще пытались шевелиться, ощущение полета до сих пор воздействовало на нервы в последнем проблеске сознания, стремящегося лишь достичь травы или поверхности асфальта за ней. На лапах виднелись яркие пятна желтого пигмента.

Аннабель прикрыла рукой рот.

– Черт, – выругался Калхун.

Сэнди наклонился и коснулся панциря. Ничего не говоря. Не издавая ни звука. Просто сел перед черепахой и провел пальцами по грубой, бугристой поверхности.

Диего обнял жену.

Калхун сжал кулаки.

– Отдайте это мне, – приказала Аннабель.

Малкольм, завороженный содеянным, казалось, ее не слышал.

Аннабель схватила его запястье и сжала. Мальчик закричал и выронил последнюю бутылку-ракету. Она вырвала фейерверк, с сердитым видом направилась к бассейну и, безо всяких колебаний, швырнула бутылку в воду. Фейерверк всплыл среди шариков. Она смотрела на бассейн, пока не стемнело настолько, что поверхность было уже не разглядеть. Тогда она почувствовала руку Калхуна у себя на плече. Затем отстранилась от него и продолжила убирать посуду и оберточную бумагу, запихивая все в черные целлофановые мешки, чтобы выбросить их на помойку возле офиса.