— А почему тут так морем пахнет?

Женщина, которая уже выкладывала на блюдо пирожки, на момент прервалась. Посмотрев на меня, как на полного идиота.

— Твоей головой в детстве на барабанах играли? Ты в Константинополе, япь! Морозов тут ждёшь? — покосившись под стойку, где лежал помповик, она секунду поколебалась, но всё-таки потянулась не к нему, а за пирожками с мясом, которые только что достала из духовки.

Мне же оставалось лишь молчать и изо всех сил сдерживаться, чтобы ещё чего не ляпнуть. Запах еды был настолько одуряющим, что ни о чём другом думать я сейчас не мог.

Мозг включился только после того, как я уселся за угловой столик застеклённого павильона и закинул в себя четыре пирожка — по два с каждой начинкой. Потом сделал глоток отвратного кофе из пакетика, по недоразумению названным «Боярским». Уверен, настоящий боярин к такому на пушечный выстрел не подойдёт.

Константинополь, значит. Выходит проливы всё-таки под себя подмяли. Как минимум, один. Правда не без последствий. Да и город напоминает скорее лагерь пиратской вольницы.

Уплетая пятый пирожок, я вспомнил все известные факты. Получалось скромно. И нихрена не понятно. Маги, космодесант, странные документы и гоблины с орками. А ещё самый настоящий мобильный телефон, который я успел заметить у женщины. Такой себе коктейль. С привкусом психоделиков.

Правда меня самого это почему-то не волновало. Вот, совсем. Только быстро заканчивающиеся пирожки печалили. И отвратный вкус кофе. Всё остальное даже близко не цепляло. Биохимия нового тела разительно отличалась от прежнего. Что-то подсказывает — попробуй объяснить даргу значения фразы «нервный срыв» и он не поймёт ни слова. Только сочтёт тебя двинутым по фазе. Или, что более вероятно — снесёт голову. Счастливые люди. Точнее, орки.

Когда я добрался до седьмого пирожка, протяжно скрипнула дверь. А на пороге появилось существо, чья кожа напоминала хитин. Хотя, может и правда хитин — сейчас я бы ничему не удивился. Одного такого я обогнал по пути, но внимательно не разглядывал. Некогда по сторонам пялиться, когда тебя манит запах пирожков.

Женщина сразу же схватилась за помповик, нацелив его в лицо неизвестного.

— Ты охренел, панцирник? Пшёл вон отсюда, — несмотря на угрозу оружием, в её голосе чувствовалось скорее удивление, чем злость.

Я же почувствовал, как меня тянет вмешаться. И плевать на чьей стороне — лишь бы в гущу событий и мечом в разные стороны. Чтобы крики и кровь фонтанами.

Единственным, кто пал жертвой внезапного порыва оказался пирожок. Пальцы сдавили его так, что тот распался на две части, вновь оказавшись в тарелке.

— Даргу можно. Я тоже хочу, — в скрипящем и тонком тембре незнакомца были неразличимы интонации.

Как будто робот говорил. Только чёрный, покрытый хитином и с остатками выцветших штанов на ногах, из которых кто-то не очень умело сделал шорты.

— Шатать тебя пароходной трубой. Сначала орчина этот припёрся, теперь кобольд! Дальше что? Эльфийский жеманчик завалится? Латте на кокосовом молоке попросит? — а вот это прозвучало обидно.

Как будто орк не может хотеть пирожков. Я может ещё и бургер бы съел. Два. А потом тортом бы всё это заполировал. Денег только нет.

Ещё она открыла два новых факта. Тут есть эльфы и кокосовое молоко. Значит и соевые качки тоже в наличии. Если ещё и айтишники имеются — уйду в запой. Хотя не. У меня же теперь и в депрессию уйти не выйдет. Лучше я их перевоспитаю. Будут питаться мясом, разговаривать, как люди и трахаться только с женщинами.

— Не надо меня шатать. Лучше пирожок дайте, — голос у существа был безэмоциональный, но вот взгляд не отрывался от витрины. А редкие длинные волосины, что виднелись сбоку черепа, вдруг затрепетали в воздухе. Как микро-щупальца.

— У тебя деньги то есть, кобольд? — хмуро поинтересовалась женщину, опустив помповик.

Ты погляди. Обкатала на мне схему работы с новой категорией клиентов и прямо на моих глазах тестирует. А я даже комиссионных не получаю.

Всё-таки это был хитин. Или ещё какая-то схожая хреновина. Про хитин я подумал, потому что кобольд чем-то неуловимо напомнил насекомое. Объективно — хрен его знает, что это вообще такое. Но судя по тому, что от его тела с чпокающим звуком отъехала целая пластина, природной бронёй он располагал.

— Мерзость какая! Ты зачем это на людях делаешь, панцирник? — вытаращилась продавщица.

Стресс. Нервы. Понимаю. Но не разделяю — я теперь дарг. И это звучит гордо. Как минимум — спокойно.

На монеты, которые кобольд высыпал на прилавок, женщина тоже посмотрела с изрядным подозрением. Правда, всё же пересчитала, вооружившись сложенной вдвое салфеткой.

— Два рубля тут. Чего тебе? Каких пирожков? — в голосе всё ещё чувствовалась настороженность, но вид денег слегка поубавил градус враждебного удивления.