Вроде, подействовало.

Впрочем, в таких случаях действует не столько чеканная формулировка, сколько репутация того, кто говорит. Если я успел заработать авторитет среди учеников, запомнят и будут слушаться — ну, кроме патентованных возмутителей спокойствия вроде Питера или «независимых одиночек» вроде д’Артаньяна.

Зарядку я на первый раз выдал им простенькую, без отжиманий и подтягиваний — тем более, и турников пока не было, хотя я уже договорился с Эйбрахтом, что их нам во дворе общежития поставят, а также простенькую лестницу и гимнастического козла (все это было тут гораздо проще, чем в покинутом мною мире, потому что снаряды могли соорудить из деревяшек штатные артефакторы или даже мои собственные скелетики — лишь бы материал доставили со складов; требований к сертификации, безопасности и тому подобному не имелось ни малейших).

Ребята порозовели, повеселели, и вроде выглядели неплохо — все, кроме Финна. Он явственно сбледнул и вообще шатался после обычных приседаний и наклонов. Даже если бы Рагна вчера мне его не выделила, как ребенка с «ползучим» отравлением, я бы и то поволок его к врачу после такого — чисто на проверку.

Так что, отправив всех остальных детей переодеваться и топать на завтрак, я сказал Финну:

— А с тобой мы сначала зайдем в кабинет целителя. Ты какой-то бледный. Не волнуйся, завтрак не пропустишь. Наоборот, куплю тебе что-нибудь вкусненькое лично от меня.

Мальчик, однако, еще погрустнел.

— Да, господин учитель, — шепотом пробормотал он.

Так что я повел мальчика к Эрнесту Дио. Тот предупрежден не был, но воспринял случай со своим обычным добродушием.

— А, первое отравление Нежизнью в этом году! Ну да, младшекурсники-некроманты иной раз ко мне каждый день заходят… Вы, мессир Вяз, молодец, рано заметили, еще все только начинается. Ну что, молодой человек, как это вас так угораздило? За что вы так себя не любите? Или просто хотите в красивом гробу красиво полежать? — и Дио расхохотался своей незамысловатой шутке.

Финн, правда, совсем поник и, разумеется, в ответ на эту по-слоновьи неуклюжую заботу ничего не сказал. Я же сделал мысленную пометку разыскать какого-нибудь другого целителя на будущее. Может быть, куратор Леу, метаморф, возьмется? Или еще кто-нибудь?

Я попытался разговорить Финна на пути в столовую, но особого успеха не добился: мальчик на все вопросы отвечал тихим голосом, максимально односложно.

Странная ситуация. Он из сиротского приюта, значит, по семье грустить не может. Или, может, все-таки остался у него в приюте кто-то, без кого ему жить не хочется? Ну ладно, с другой стороны, зарядка показала, что со вторым «подозреваемым» — тощеньким маленьким Гийомом — все вроде бы в порядке.

За завтраком тоже было хорошо видно: Финн в еде — довольно вкусной, зря Леу наговаривает — еле ковырялся, а вот тот же Гийом, наоборот, уплетал за обе щеки. Я его даже спросил:

— Что, нравится завтрак?

— Еще бы, господин учитель! — радостно сообщил он, от ушей до бровей перемазанный кашей. — Каша на молоке! С маслом! Я такое и не ел даже ни разу! Мамка по праздникам батьке да старшему братку по кусочку масла положит в миски — и все!

А Финн даже булочку со сладким творогом, которую я, как обещано, купил для него дополнительно в столовой (там имелся прилавок с платными десертами), жевал без энтузиазма. Когда я спросил, ел ли он такое в приюте, он сказал как-то безразлично:

— Ел… Нам господа попечители по выходным приносили сладости.

Опять меня подвели ложные культурные аналогии. То есть именно Гийом у нас чисто недокормленный, а вот с Финном происходит что-то менее очевидное. Интересно, что? Ладно, во всяком случае, накопившийся эффект Дио снял, при всей своей неуклюжей жизнерадостности. Не похоже, что мальчик скопытится прямо сегодня. Постараюсь постепенно разобраться. А пока мне еще лекцию читать.

Причем несколько лекций друг за другом!

Сперва — вступительное занятие у «моих» детишек: первого курса. Потом у них занятия с Дио и мэтром Кулежем, преподавателем алхимии, а у меня в это время общепотоковая ознакомительная лекция для всех первокурсников Академии, тоже по основам некромантии. На которой будут сидеть Леу и Лиихна в том числе. И на закуску — еще математика, снова с «моими» детишками. Потом обед, и потом с моими же детьми занятие «подтягивающими» дисциплинами: чистописание, литература, этикет. О-хре-неть.

Надо думать, под конец дня я до своей квартиры еле доползу.

Первое занятие некромантией с детишками прошло нормально — хотя Питер Эдвардс, ожидаемо, начал выкаблучиваться. Для начала я рассказывал им самые простые вещи: что такое вообще некромантия, какие у нее возможности, какие опасности, какие некромантам самим надлежит соблюдать правила. Например, рассказал о том, что некромант обязан раз в три года проходить регистрацию в специальном бюро в Палане, что покровителем некромантии считается бог Воды, и не худо бы благодарить его за успешные ритуалы (на этом месте сердце у меня слегка сжалось, как всегда последнее время, когда я думал о боге Воды, но я быстро задавил это чувство). Кроме того, я рассказал о том, что если некромант убивает чужую душу, то необратимо теряет свою — об этом тоже надо помнить.

— На самом деле это касается всех магов, — сказал я. — Убийство чужой души разрушает собственную. Убийство тела — нет, оно богов волнует постольку-поскольку.

— Но позвольте, профессор, — протянул Питер, лениво приподнимая руку над партой. — А как же жертвенные големы? Черные артефакторы приносят в жертву людей с ядром, получают в результате голема с ядром и остатками чужой души — однако их собственная душа от этого не разрушается!

М-да, умудрился найти мою больную мозоль! Правда, ему откуда знать-то, что это больная мозоль? Ночку он не видел, а если бы даже видел, откуда ему знать, что она — жертвенный голем, а не голем с ядром животного или ядром, извлеченным из предыдущего изделия?