— С чего вы взяли, что душа не разрушается, Питер? — спросил я его нарочито мягким тоном.

— Ну как же. Есть черные артефакторы, которые десятилетиями мастерят големов.

— А есть личи, которых ловят и упокаивают спустя столетия, — холодно сказал я. — Разрушенная душа не видна снаружи человеческими глазами, для этого нужен ритуал Истинного зрения. Я уже советовал вашему коллеге Арталону-Дерагону обзавестись друзьями среди паладинов Света или королевских рыцарей, повторяться не буду. Вместо этого вот вам домашнее задание: найдите в библиотеке книгу «О мучениях души» Аристокла Эдерского, копия должна быть, это хорошо известное издание. Он обладал истинным зрением и отличным художественным даром, так что книга снабжена весьма подробными рисунками распадающихся душ. Жду к следующему уроку подробный отчет с описанием по крайней мере пяти рисунков и пяти приведенных там… — я чуть было не сказал «кейсов», но вовремя поправился: — случаев. Или срисуйте иллюстрации, если вы сами умеете.

Мальчик не показал вида, но мне показалось, что он все-таки поскучнел. Ладно, на следующем занятии действительно проверю. Так случилось, что эту книгу я даже читал — Рагна мне показала, у нее в библиотеке имелась копия. И рисунки там… ну, скажем так, очень натуралистичные. Согласно Аристоклу, разрушенные души выглядят плюс-минус как самые отвратительные зомби, созданные фантазией голливудских художников.

Очень скоро я понял, почему Питер держался так уверенно и развязно: оказывается, он уже занимался некромантией дома — родители приглашали ему преподавателя. Он еще несколько раз влез с поправками, когда я касался разных аспектов некромантии, пришлось его также несколько раз срезать. У меня даже мелькнула мысль, не уступить ли ему демонстративно учительский стол и не посмотреть ли, как он будет выкручиваться, но я отказался от этой мысли. Прием хороший, если имеешь дело с ребенком небольшого возраста и невеликого ума. Но Питеру уже четырнадцать и в целом он мне показался парнем сообразительным. Он вполне может начать валять дурака и распустить всех учеников отдыхать или, наоборот, задать им контрольный диктант.

В общем, кое-как занятие я провел, но сделал себе пометку: надо будет придумать, как «срезать» этого типа раз и навсегда. Какое-то достаточно резкое наказание, которое его напугает. Или публично посадить его в лужу перед всеми. Собственно, несколько вариантов такой посадки всплыли у меня в голове еще во время первого урока, но я поостерегся: сам-то я колдовать не могу! Если бы мог, все было бы проще. И еще один фактор: мне бы не хотелось выступать перед остальными учениками человеком, который срезает им крылья.

По сравнению с этим общеакадемическая лекция по некромантии прошла гораздо проще. Как-то я присутствовал на общеуниверситетской лекции по астрономии, где вылез какой-то химик-всезнайка и начал поправлять лектора, что, мол, встречающиеся в пустоте между звезд соединения не могут называться «молекулами», а могут только быть «свободными радикалами». Астроном попытался отмахнуться от этого возражения, мол, у химиков свои термины, у астрономов свои — и в зале поднялся ропот.

Вот я опасался чего-то подобного — что юнцы с соседних факультетов начнут возражать против терминов, мол, надо говорить не «немертвая химера», а «некроконструкт» и тому подобное. Поправки не по существу, но очень утомительные. Отвечать на них долго, а если не отвечать, теряешь авторитет.

Однако никто с подобными замечаниями не вылез, и даже шума на лекции почти не было — аудитория сидела и внимательно слушала. Ай да я, ай да молодец!

Я уж было возгордился мастерством лектора, но потом поймал обрывок разговора между выходящими из аудитории студентами:

— Ф-фух, самая страшная лекция прошла — и ничего, живы!

— Ага, я тоже боялся, что если шуметь будем, он нас сразу упокоит! Или руки-ноги отсушит!

— Или кошмары нашлет!

— Или скелетов своих выпустит, чтобы нас скрутили!

— Или понос устроит!

— Или сыпь!

Дальше я уже не слушал: ребята явно просто соревновались друг с другом, перечисляя неприятности, которые может устроить некромант.

Н-ну… Ладно. Я бы предпочел покорить всех своим красноречием и юмором, однако если боятся — тоже неплохо! Меньше энергии придется тратить, чтобы донести материал.

Леу тоже на этой лекции была, но я ее заранее предупредил, и она ко мне даже близко не подходила. Мы, конечно, поженились за два года до того, как я начал преподавать, но все равно, не надо вызывать у студентов посторонние мысли.

Потом очередные занятия с детишками — и вот тут мне все-таки удалось срезать Питера!

Он начал настаивать, что ни ему, ни дворянам (то есть Маргарите и д’Артаньяну) занятия этикетом не нужны.

— Хорошо, — сказал я. — Докажите. Вас пригласили на обед к герцогу. Можно ли поворачиваться к хозяину дома спиной?

Питер ожидаемо завис.

— Можно, — сказал я, — если только герцог не королевской крови. Неуд вам, Питер. Садитесь и слушайте вместе со всеми. Может, что-то новое узнаете.

— Как будто вы обедали с герцогами, — пробурчал тот, усаживаясь.

— Обедал, — невозмутимо сказал я. — И даже в одном шатре ночевал, было дело… — Это когда мы с Фойтом проводили финальную инспекцию шлюзов. — Будете хорошо учиться — и вам придется рано или поздно. Герцогам и даже королю тоже нужны услуги некромантов. Это всех касается! Так что слушайте внимательно, чтобы не опозориться.

В общем, первый учебный день я прожил — и даже довольно удачно прожил. Так что домой возвращался, вопреки ожиданиям, не сонный, а наоборот, в слегка взвинченном настроении.