— Давал, — сказал Вилья. — До переломов дело не дошло, рука у него не такая тяжелая, как у второго парня. Но фингал ему поставил и зуб выбил.

— Молодец! — одобрительно воскликнул Генри Эдвардс. — Ничего, тяжелая рука — дело наживное!

Его жена огорченно вздохнула, но ничего не сказала.

— То есть вы не держите обиду на Ротимера? — спросил я. — Не будете настаивать на большом штрафе? И на немедленной выплате?

— Ротимер Арталон-Дерагон? — грозно спросил Эдвардс. — Это который ваш дворянчик?.. — задумавшись на секунду, Эдвардс сказал. — Нет, на штрафе настаивать буду — кровь Эдвардсов дорого стоит! Пятьдесят золотых, да, максимальная сумма? Но вот платить — пускай платит, когда сможет. Лишь бы до выпуска из Академии. Не хотелось бы лишать сына соперника и даже, может быть, врага, — Эдвардс гулко усмехнулся. — Хороших соперников надо ценить и беречь!

И чувствовалось, что его с этой, в общем-то, компромиссной позиции не сдвинуть. Однако на самом-то деле предложение хорошее: для некроманта-старшекурсника заработать пятьдесят золотых не так уж сложно, как я знаю по примеру Рагны. А за свои ошибки надо платить. Ротимер же, определенно, совершил ошибку: отреагировал на слова кулаком в ситуации, когда драка была исключена, и о последствиях он знал.

— Очень приятно иметь с вами дело, — кивнул я Эдвардсу.

Ну вот, и моя хваленая дипломатичность не пригодилась! Какое облегчение.

Однако история с дракой на этом не закончилась.

На следующее утро, когда я сидел на планерке факультета Нежизни, в дверь вдруг постучались, и, к моему удивлению, все тот же купец Эдвардс ввел в комнату сына. Вилья отпустил его на ночь из карцера к родителям — а Ротимера выпустил в его собственную спальню, по моей просьбе и под мою ответственность. Питер выглядел совершенно как обычно, ни следа травм не осталось: вот что значит хороший маг природы! Однако выражение на его лице было каким-то… неестественно благородным, что ли!

— Госпожа декан, уважаемые мессиры, совет факультета Нежизни! — произнес мальчик четким голосом, словно на сцене играл. — Извините, что нарушаю регламент, но у меня срочный вопрос, пожалуйста, позвольте мне обратиться!

Амалия Дархерст чуть скривила губы, еле слышно хмыкнула, скосила глаза на купца Эдвардса, однако проговорила почти благосклонным тоном:

— Дозволяю. Говорите, юноша!

— Я знаю, сейчас решается вопрос о штрафе меня и моего однокурсника Ротимера Арталона-Дерагона за драку. Я прошу ученый совет принять во внимание, что я был зачинщиком и подстрекателем, что я намеренно провоцировал Ротимера, что я сказал ему вещи, которые не то что дворянин, а ни один мужчина снести не мог бы, и я даже дал ему пощечину, — тем же возвышенным тоном сказал Питер.

Оба-на. Вот это поворот.

— В записях очевидцев не фигурирует особенно страшных оскорблений в адрес персоны Арталона-Дерагона, равно как и пощечина, — заметила Дархерст.

— Свидетели были заняты своими делами и ошиблись, госпожа декан. Самое неприятное я произнес вполголоса. А Ротимер не хочет повторять гадости, которые я ему сказал.

— Вот как, — произнесла Амалия. — Ну что ж, мы примем во внимание ваше чистосердечное признание. Идите, юноша. И вас, господин Эдвардс, тоже попрошу удалиться.

Эдвардсы вышли. Госпожа декан фыркнула, усмехнулась и сказала:

— Ну что, я полагаю, тут все ясно. Арталона-Дерагона штрафуем на двадцать золотых с выплатой до окончания обучения.

— Подам бумаги ректору, — кивнул Вилья.

Я хотел было вслух удивиться — мол, Эдвардс же вчера сам настаивал на сумме в пятьдесят, а с его мнением в Академии явно считались! Но тут же прикусил язык. Явно, что декан и замдекана разбирались в ситуации лучше меня. А Эдвардс-старший сам здесь присутствовал, значит, его сын не просто выкрутасничал, а действовал с его ведома и даже одобрения — ведь явно пытался скостить последствия для Ротимера!

Значит… значит, что?

Похоже, Эдвардсы хотят, чтобы их сын завязал дружбу с многообещающим некромантом дворянского сословия! Иного объяснения я придумать не могу. Несмотря на свои вчерашние слова о важности хороших врагов. С другой стороны, может, это входит в их понятия культивации хорошего врага?

Однако Питер-то почему на это согласился? Неожиданная встряска вправила мозги? Или папаша еще добавил?

Недостающую деталь мозаики добавила мне Леу в конце рабочего дня.

— Слушай, какая любопытная история у тебя на факультете приключилась! — со смешком сказала она мне, когда мы лежали в постели, обнявшись. — Мне, честно говоря, стало настолько любопытно, что я подслушала немного.

— Подслушала что? — не понял я.

— Пошмыгала везде ящеркой! — хмыкнула она. — Ты, наверное, удивляешься, чего это второй мальчик пришел врать и выгораживать первого? Ну, что он якобы его сильнее спровоцировал, чем на самом деле?

— Немного удивляюсь, — кивнул я. — То есть понятно, что его родители продавили не ссориться с однокашником. Но почему он с ними заодно и вроде бы искренне старается — в толк не возьму! Считал этого парня менее сговорчивым!

— Потому что он списывал, когда отвечал на вопросы теста перед эссе! — фыркнула Леу. — И второй мальчик, — Ротимер, да? — это видел! И Питер знал, что он видел! И Ротимер его не выдал.