Голос же выходца из Великих степей, неприлично резкий, гортанный, не подходящий для пения и не подобающий торжественным храмовым залам, только действовал Красному Фениксу на нервы.

Элиар вымученно усмехнулся и ничего не ответил: язык все еще слушался плохо. Может, оно и к лучшему, иначе он наверняка ляпнул бы что-нибудь возмутительно дерзкое — а дерзить Первому ученику, да еще и в сложившихся обстоятельствах, чревато. Он не имеет права ввязываться в словесную перепалку со старшим. Он должен сносить презрительные выпады молча и желательно с надлежащим почтением.

Увы, потрясающее воображение могущество высшей цивилизации потомков небожителей имело свою оборотную сторону. Даже доведенные до апогея рафинированность и утонченность аристократии Совершенных не могли полностью скрыть известные изъяны породы: звериные повадки самопровозглашенных повелителей людей, великого и падшего народа. Не раз на красивых, четко очерченных губах Учителя Элиару доводилось видеть оскал безжалостного хищника… и в закрытом сердце Яниэра, прямого потомка Призрачного жреца, похоже, жила та же холодная жестокость, что и в сердцах всех истинных наследников Лианора.

Так вела себя кровь небожителей, привыкшая к повиновению.

— Пошел вон! — ледяным тоном приказал Яниэр.

Неужели сеанс демонстративного унижения окончен? Элиар оторвал лоб от дубового паркета и, опираясь на руки, попытался встать. Первая попытка оказалась неудачной: размякшее тело сопротивлялось всеми четырьмя конечностями, отказываясь подчиняться приказу разума. Элиара охватила слабость столь неестественная, что он повалился обратно на пол и едва мог пошевелиться: предательская плоть растекалась в стороны как студень, противное северное блюдо, которое жаловали в здешних краях.

— Живо!

Опасаясь, как бы Яниэр не разозлился всерьез, Красный Волк собрал волю в кулак и все же поднялся. Через каждый шаг тяжело припадая на ногу, словно пьяный, похромал к выходу, желая только одного — поскорее убраться.

Вывалившись наружу, с трудом проплелся еще каких-то несколько шагов и прислонился спиной к спасительной стене коридора, переводя дух. Казалось, был сделан невероятный, подкосившие последние силы рывок, а он всего-то вышел из комнаты…

Поврежденные меридианы не успели восстановиться: тело разваливалось на части, по ощущениям — внутри сплошное месиво, хотя внешне и не скажешь, какой ужасной пытке его подвергли. Сколько времени приходил в себя, в полубессознательном состоянии стараясь войти в концентрацию, неизвестно. Хорошо хоть не всю ночь.

Однако кое-какую пользу из общения со старшим учеником Элиар все же извлек: он хорошенько запомнил неосмотрительно продемонстрированную ему во всей красе чудесную новую технику, запомнил великолепную неотразимость тонких паучьих нитей. На изнурительных тренировках с не знающим жалости Учителем Второй ученик давно уяснил: лучше всего освоишь прием, когда опробуешь его на себе, прочувствуешь изнутри. Сегодня Элиар уяснил принцип создания нитей и был почти уверен, что в будущем сможет не только успешно сопротивляться понравившейся ему технике, но и использовать ее самому.

Надо признать, помимо поразительной эффективности эта техника оказалась еще и очень красивой. Вполне в духе Первого ученика: Яниэр всегда умел изысканно подчеркнуть свою природную красоту и очаровывать человеческие сердца.

Элиар мельком глянул на месяц, неспешно восходящий среди россыпи белых звезд. Узкий полупрозрачный серп едва народился и маячил пока над самым горизонтом — рассвета ждать не скоро. Но все же пора начинать.

Поежившись от ненавистного холода, бесстыже лезущего в рукава и за ворот, Элиар перевел невеселый взгляд на высящуюся пред ним громаду Северного Замка, точную планировку которого заранее, еще в Ром-Белиате, предоставили ему агенты Тайной Страты. Сверив собственные данные с предположениями Яниэра, Элиар избрал целью ночной вылазки наиболее вероятное место хранение загадочного семейного артефакта владетелей Севера.

Глубоко вздохнув, он очистил сознание от настырно липнущей шелухи посторонних мыслей и призвал на помощь близкую сердцу вольную стихию. Яниэр умел открывать пылающие пространственные порталы, а Элиару в наследство от древней материнской крови досталась другая незаурядная способность небожителей Надмирья: тело его приобретало легкость, позволяющую свободно парить в воздухе. И вот, без труда оторвавшись от земли, Элиар устремился вверх и уверенно поплыл в невесомости.

Так он поднимался, покуда не достиг уровня самых высоких окон-бойниц. Плотно закрытые в концентрации веки не препятствовали взору Видящего: врожденные умения его вдобавок были отлично развиты годами усердной практики. Безошибочно угадав направление, Элиар плавно приближался к нужному участку замковой стены, пока наконец не уперся в него ладонями. Время замедлилось вместе с его дыханием: поспешность тут была неуместна. Силуэт великого жреца бледнел, делаясь все более прозрачным по мере того, как тело переходило в тонкое состояние не-плоти, в состояние чистой энергии родственной его душе первостихии воздуха. Наконец от него остались лишь едва угадывающиеся контуры, а потом и вовсе — одна только причудливая игра неверного света. Тень колыхнулась и легчайшим дуновением просочилась внутрь сквозь застывший на морозе камень.

Оказавшись в сокровищнице владетелей Ангу, ревностно охраняемой снаружи, Элиар принял привычный облик и огляделся. Кромешная тьма вокруг не смущала: он смотрел не глазами. Вбирая в себя малейшие детали, не знающий преград взор Видящего насквозь просветил сундуки, лари и шкатулки, а также замаскированный в стене большой тайник с двойным дном — без толку. Кажется, здесь хранилось что угодно, кроме необходимого: древнее оружие, доспехи, ветхие дорогие ткани, изделия из редких пород горного хрусталя, коим был знаменит Ангу. Драгоценные камни, кольца, браслеты, обручи, серьги и прочие украшения. Наконец, монеты и слитки: золото, серебро, медь. Несколько потрепанных временем фолиантов и увесистых мятых свитков, пропитанных пылью до такой степени, что чернила едва ли можно разобрать. Прижизненный портрет Призрачного жреца, еще тех лет, когда тот был человеком, — вот это поистине уникальная вещь, такого даже в Ром-Белиате не сохранилось.