— Ну, это у вас, — отмахиваюсь. — А у меня принято сначала головой думать и не страдать всякой хренью вроде предрассудков.

За спиной слышится тяжёлое, хриплое дыхание Оранжа, а впереди, покачивая кормой, идёт отброшка. Походка от бедра у неё явно вшита под коркой. Справа, за грядой валунов, словно на ладони, открывается вид с обрыва на заброшенный город. Когда-то, в те времена, когда херувимы возводили мегаполисы, Сторожевой город и близко не мог сравниться с таким масштабом. Передо мной высится целая россыпь разрушенных гигантских дворцов, почерневших от времени и покрытых зарослями, а один из них с высокой башней сразу бросается в глаза — он полностью очищен от растительности, окна частично целы, фасад кое-где выглядит ухоженным, будто в здании до сих пор кто-то живёт.

Сзади раздаётся резкий, грубый демонский вопль:

— Эй! Почему нашу отброшку ты тащишь?!

Не поворачиваясь, взмахиваю одной рукой, затем толстый демон с хитиновым панцирем оказывается нашпигован псионическими клинками. С хриплым воплем он заваливается на бок, а в следующую секунду его просто разрывает на куски, которые, ударяясь о землю, превращаются в дохлых скарабеев.

Смотрю на следующего Демона, который уже начал пятиться, и спрашиваю спокойно:

— Так чья отброшка?

— Твоя… — успевает он выдавить, глупо и испуганно закивав, но закончить фразу не успевает — я убиваю его псионическим ударом.

— Эй, третий, — поворачиваюсь к ещё одному, последнему из этой банды. — Сколько вас всего?

Эх, бесит, что я не умею читать мысли этих тварей напрямую. Приходится вытаскивать правду из них пытками и страхом.

— Нас всего… — начинает он, но вдруг запинается и выдаёт: — Да ты уже всех нас убил.

— Я не умею читать Демонов, но я не дебил. Как минимум ты еще живой, — отвечаю холодно и тут же ошпариваю псионикой. Рогатая тварь падает на камни, распластавшись.

— Соврёшь — убью. Где он? — прищуриваюсь, глядя в глаза ему.

— Щас… щас скажу, — тянет он, и я ясно вижу, как напрягается его энергосетка, готовясь к броску.

Мгновенно стираю его в порошок психической волной. Стоит заметить, что Демоны очень уязвимы для различных ментальных ударов. Потому я и крушу их своим основным Даром. Теми же теневыми клинками замучаешься их фаршировать, да и больше энергии уйдёт.

— Сколько их осталось? — бросаю через плечо этой отброшке-девке.

Та уже начинает извиваться у клетки с её соплеменниками, выгибаясь так, что чёрные ленты на гибком теле едва не сползают, а бёдра двигаются размеренно и выверенно, словно в танце. Это на неё запах крови так действует? Хотя, какой там запах… Кровью тут и не пахнет, Демоны распадаются на вонючий хлам, который к настоящей крови не имеет ни малейшего отношения.

Оранж с поникшими от усталости крыльями что-то бурчит себе под нос, явно недовольный зрелищем.

— Прекращай извиваться, — резко осаживаю её.

— Я же создана для соблазнения и для удовольствия, — отвечает отброшка, удивлённо захлопав глазами.

— Свою натуру попридержи. Сколько осталось этих угонщиков?

— Последний остался, — произносит она после небольшой паузы, но тут же добавляет, нахмурившись: — Он меня лапал…

— И что? Ты же создана для соблазнения и удовольствия, — напоминаю ей её же слова.

— Он одержимое дерьмо… — бурчит она.

А вот и последний вылезает из-за кустов, вертя головой в полном офигевании, словно никак не может понять, куда попал. Выглядит он при этом так, будто кто-то слепил человека из огромной кучи навоза и зачем-то оживил.

— А я-то думал, это метафора, — скривившись, уменьшаю обоняние, благо я не только телепат, но и физик, умеющий отключать ненужные ощущения. — Не смей подходить! Стой, говорю, нахрен!

— Убей его, Филинов! — Оранж зажимает нос, морщась так, словно его самого сейчас стошнит.

— Чтобы эта вонючая куча осталась с нами здесь? Совсем рехнулся? — отзываюсь я и, повернувшись к Демону, бросаю: — Отойди на пару… нет, три метра. Ага, постой пару сек.

Демон замирает на месте. Я отправляю в его ноги псионический импульс. Удар проходит мгновенно, и всё ниже пояса у него просто отключается. Он теряет опору, спотыкается, нелепо заваливается набок и с глухим треском падает в кусты, прорубая в них глубокую борозду.

— Ползи к своим, — бросаю я.

Он сипло что-то отвечает, но слова тонут в хрипах и бульканье. Кряхтя, упираясь локтями и коленями, дермодемон начинает медленно отползать в сторону руин древнего города. За ним тянется широкая, влажная полоса из навоза — лучшего следа и не придумать.

А я отворачиваюсь от этой картины и подхожу к грубзу — здоровенному, широкоспиному демоническому животному, чья кожа в некоторых местах выглядит так, будто это застывшая лава, потрескавшаяся и тёмная. Сама по себе зверюга вроде спокойная. На его спине закреплён массивный костяной каркас, а сзади, на прочном, натянутом тросе, прицеплена костяная клетка на колёсах. За решеткой толпа отброшек: мужчины, женщины, и даже такие экземпляры, на которых и смотреть-то неловко от того, что не разобрать, парень это или девка.