— Меня никогда не ловили с голой задницей и не делали снимков на память, об идиоте, который умудрился попасться! — Александр не остался в долгу и тоже повысил голос, а потом швырнул снимки в лицо сыну. — Чтобы я больше не слышал ни о каких похождениях, ты меня понял? — прошипел он. — Если я узнаю, что ты снова решил выставить себя, да и меня заодно, на посмешище, клянусь, ты пожалеешь! И готовься, на балу у Беркутовых мы с Павлом объявим о твоей помолвке с Анастасией! И мне уже плевать, понравитесь вы друг другу или нет!

— Да она меня заочно терпеть не может! Слухи о том, как Настя говорила, что скорее со змеёй… хм… в общем, слухи о том, что Анастасия Беркутова заявила, что лучше из дома сбежит с первым встречным, чем выйдет за Макеева, дошли до школы! Ты не мог о них не знать! — Гена почувствовал, как у него дёрнулся глаз. Он смотрел на снимки, как на ядовитую змею, и плохо представлял, что же сейчас делать. Потому что эти снимки не оставляли никакого простора для воображения.

— Это всего лишь девичья блажь! Вы даже не знакомы! — рявкнул Александр.

— И я не горю желанием знакомиться с одной из Беркутовых! Я думал, ты шутишь, когда говорил, чтобы я морально готовился к помолвке. Ты что, смерти моей хочешь? Эти воронята тёмной магией балуются, что тоже всей губернии известно, — Гена швырнул компрометирующие снимки на стол.

— Значит так, Гена, у тебя есть месяц на то, чтобы изменить мнение Анастасии Беркутовой о себе, — процедил Александр. — Делай что хочешь, но девица должна на балу благосклонно отнестись к этой помолвке. Соблазни её в крайнем случае! Госпожа Голубева не даст соврать, у тебя это, похоже, хорошо получается.

— Кто вообще сделал эту гадость? — Геннадий, поджав губы, указал на снимки.

— Громов, Гена. И Андрей Михайлович очень недоволен тем, что произошло сие происшествие на его землях. До такой степени недоволен, что обещал в следующий раз использовать вместо фиксирующего кристалла — патрон с солью! Так что я не только хочу хоть как-то спасти твою репутацию, но ещё и уберечь тебя от травм, как физических, так и моральных. Я всё ещё хочу дождаться внуков. А это будет проблематично, если ты заряд соли получишь прямо в стратегически важное место, да ещё и во время весьма пикантного процесса.

— Но я даже не знаю Громова… — начал Гена и прикусил язык. Зачем он это сказал? Сейчас отец решит, что действительно забыл, что тот мужик, с которым он повздорил на той злополучной полянке, и есть Громов.

— Идиот, — Александр покачал головой. — Собирайся, поедешь к Беркутовым. Я напишу письмо Павлу, которое только тебе могу доверить, чтобы ты ему передал.

— Но гроза же собирается, — Геннадий растерянно посмотрел в окно. На улице стремительно темнело, небо быстро затягивалось грозовыми тучами.

— Вот и отлично. Гроза — это всегда прекрасный повод остаться в гостях, не напрашиваясь и не выглядя жалким, — Александр сел за стол и вытащил чистый лист бумаги, чтобы набросать что-нибудь, да вот хотя бы о помолвке. — И, Гена, что ты такого хотел сделать с котом Андрея Громова, из-за чего он так сильно на тебя разозлился?

В ответ Геннадий только махнул рукой и вышел из библиотеки. Ему нужно было как минимум принять душ и переодеться, чтобы не знакомиться с невинной девушкой, в то время как насквозь пропах другой женщиной.

— Где эти чёртовы снимки? — я в который раз поднял стоявшую на столе подставку, но под ней снимков не оказалось. — Я же точно помню, что бросил их сюда, когда отец этого героя-любовника притащился, — бормотал я про себя. — Ну не мог же граф Макеев стащить их?

Я остановился, побарабанил пальцами по столу, вспоминая, как мы стояли, на что я отвлекался, и другие мелочи. Нет, из того положения дотянуться до стола граф не мог, это совершенно исключено!

Может, кто-то из слуг прибрал? Нет, слуг после представления здесь не было. Только Валерьян заходил, сказал, что клятву все принесли и разошлись по рабочим местам. А потом Катерина забегала, чистую рубашку принесла. Всё, больше никого в библиотеке не было.

— Что ты мечешься по комнате, да ещё и полуголый? — в библиотеку вошёл отлучавшийся за колбасой Савелий. Запрыгнув на стол, он смотрел на меня не мигающим взглядом жёлто-зелёных глаз. — Ты одеться не хочешь? Вон тебе даже рубашечку чистенькую принесли, взамен той испачканной.

— Да подожди ты со своей рубашкой, — я махнул рукой, покосившись на стул, где висела принесённая Катериной рубаха. — Эту страшную женщину, мою экономку, не волновала моя голая грудь, когда она меня вытряхнула из старой рубашки.