На мгновение ему подумалось: не они ли тому виной? Вместо того, чтобы привлечь внимание горстки рыбаков на проходящем мимо фрегате, не призвал ли их костёр бурю? Пот, казалось, застывал и превращался в корочку на коже, ветер огибал клейт, хватая Куилла, пытаясь вытянуть его на открытую местность, чтобы сразиться врукопашную. Камни клейта начали шевелиться, но всё же он оставался стоять, защищая потомков тех птицеловов, что построили его многие годы назад.

И, судя по всему, нескольких святых тоже.

Потому что когда мальчишки повернулись, чтобы прислониться к башенке спинами, на них глядела дюжина пар глаз. У земли теснились качурки, а эти птицы обычно никогда не выходили на берег зимой. Маленькие святые, преданные огненной смерти, крылатые свечки в Средней Хижине. «Цыплята Богородицы», кружившие над душами утонувших моряков; «птицы-души», что хватали души суровых капитанов кораблей и убегали с ними по гребням волн.

Качурки, штормовые ласточки, искавшие укрытия с подветренной стороны судов, когда надвигалась буря.

К первым двенадцати присоединились ещё несколько, шаркая прямо по ступням мальчишек, даже залезая им на колени. Ни один из них не двинулся, разве что Дейви наклонил голову поближе к Куилловой, чтобы они могли расслышать друг друга.

– Что им надо? – спросил он.

– Укрыться, как и нам.

– Это знамение, не знаешь?

– Конечно. Их Дева Мария послала. На ужин.

– Но мне нечем их покормить!

– Дейви, – сказал Куилл, – ты, конечно, самая яркая звёздочка на небосклоне твоей матушки, и я нежно тебя люблю, но… ужинать будем мы, а не они. – И он осознал, до чего же давно не смеялся.

Они хватали по две птицы разом с ловкостью истинных птицеловов, которой и карточный шулер позавидовал бы. В попытке свернуть им шеи плечо Куилла предало его, так что он совал их головы себе под бедро и надавливал всем весом на каждый хрупкий череп. Он чувствовал через портки кровь – теплее дождя. Они едва ли заметили, когда начался дождь, но совсем не огорчились ему; от дождя птицы взлетали медленнее и поймать их становилось легче. За две минуты они обеспечили ужином всю команду, а бульона им теперь хватит на много дней вперёд.

Решив, что ещё больше качурок будет укрываться с подветренной стороны других клейтов, они уложили обмякшие тельца в каменную башенку и отправились к следующей, чуть дальше от Хижины.

Наградой им послужили ещё сорок качурок, стоявших подобно прихожанам у алтаря со втянутыми в плечи головами.

– Смотри, Куилл! Смотри! – окликнул Дейви и показал зажатый между костяшек рыболовный крючок – чтобы быстрее хватать птиц и убивать их.

Огонь в море. Искра. Вздымающийся в небеса костёр. И теперь качурки – словно дар, посланный из самого сердца моря! Знамения проливались словно дождь, застилая мальчишкам глаза и крича им в уши: «Всё должно быть хорошо, и всё будет хорошо, и всё, что бы ни было, будет хорошо!..» [6]

…Вот только качурки укрылись от чего-то более жуткого, чем дождь, или зимний холод, или бабкины сказки. Они тоже могли читать знамения – в облаках, в беспокойном море, в собирающейся далеко в Атлантике опасности. Инстинкты говорили им, что надвигается буря, от которой весь мир завертится, словно флюгер.

Теперь она вышла из укрытия, разрывая верёвку горизонта, отделяющую небо от моря, и устремляясь к Сент-Килде, словно намеревалась погрузить каждый остров и Стак на дно морское. Сам океан покрылся чешуйками от ударов дождя, извиваясь и вздымаясь: уже не океан, а дракон – Пожиратель Мира, который, как гласили мифы, лежал на дне моря, а чрево его было полно огня. Молнии-трезубцы ударяли и вонзались в его плоть, но это лишь разжигало в драконе ещё большую ярость. Хотя дождь уплощал дальние гребни волн, когда эти волны достигали Стака и разбивались об него, их брызги взмывали в воздух на сотни футов с шумом, подобным пушечной канонаде. На Хирте буря сдирала бы с пляжа белый песок, солому с крыш домов, дёрн с горных склонов. Между молнией и раскатами грома уже не было промежутков, они превратились в один бесконечный каскад света и грохота.

На вершине Стака Воина буря погребала каменистые склоны под водопадами ледяной воды, смывая мёртвых качурок во тьму, смывая помёт со скал и снова делая их чёрными. Только когда молния разрезала небо, Куилл и Дейви могли разглядеть друг друга или увидеть, куда поставить ногу, положить руку. Они не осмелились пробираться в укрытие Верхней Хижины, хоть до неё и было всего минут двадцать подъёма. Они остались прятаться, скрючившись, за клейтом, Дейви сидел у Куилла между коленей, обнимая руками оставшихся качурок, словно крошечных сморщенных младенцев.

Так что Куилл увидел, как ладошки мальчика разжались, став похожими на морские звёзды, ярко-белые в свете молнии.

– Я выронил его! – ахнул Дейви и начал вырываться. – Я выронил Железный Перст!

– Не страшно.

– Нет! Нет! Это же Железный Перст! Он волшебный! А я его выронил! Я его Хранитель, и я его выронил! – И он начал хлопать по земле вокруг себя, в ужасе, в панике, в отчаянии.

– Найдём его попозже, друг. Не выходи из укрытия.