— Он больше не безопасен. После смерти…

Он не договорил, но остаток фразы впился в нас, как нож.

Смерть Игнас и Плюмерии.

После тягостной паузы, в которой воздух буквально пропитался болью, фей продолжил:

— Хоп сразу уйдёт в подполье, если кто-то из Двора появится. Он умеет себя прятать, — он имел в виду брауни, который жил в замке и присматривал за ним. — Он укроется с Дедалерой и будет нас искать.

Абердин стоял сразу за ним, обняв Пвила массивной рукой, покрытой узорами древних татуировок в сине-чёрных чернилах. Его тёмные волосы были собраны в узел, борода частично скрывала выражение лица. Он был на голову выше Пвила.

— Мы не можем пойти и в Эйре. И вообще туда, где полно солдат или охотников, — прогремел он. Его голос — обычно пугающий для незнакомых — будто разогнал давящий воздух у меня в груди.

— Сейдж и Персиммон, скорее всего, уже там. Сообщают о нападении нашим людям в столице. Если они уже отправились… что ж, уверен, они будут винить себя за то, что не успели вовремя.

— Сейдж свихнётся оттого, что упустила возможность расчленить солдат, — пробормотала Гвен. — Но мы не можем ждать их.

Я перевёл взгляд туда, где раньше стояла деревня.

Отсюда её не было видно — но я знал, что образ той бойни будет преследовать меня всю жизнь.

Оберон и Мидоу появились, когда солнце уже перелезло через Хелтер и окрасило светом всю Долину Смерти. К тому моменту вонь от разложения и порченного оива, что вытекал из мёртвых слугов, стала невыносимой.

По выражению их лиц я понял — поймать Брана им не удалось. Они гнались за ним, когда он сбежал с поля боя — сразу после того, как Веледа отрубила ему руку. Эта рука сгорела в одном костре с телом короля.

Оберон спрыгнул с седла.

— На севере, вверх по реке, его ждала лодка, — процедил он. — Будь моя воля, пусть воды сожрут его, а манан-лир выплюнут на берег его раздробленные кости и сгнившие кишки. Мне не обязательно самому его убивать — лишь бы увидеть, как он сдохнет.

Гвен закатила глаза от такой красочной тирады, но я лишь нахмурился.

Я смотрел на сияющую водную ленту, что разрезала Гибернию с севера на юг, рассыпаясь на сотни рукавов, прежде чем влиться в воды Ваха.

С тех пор как Никса Красная лишилась трона, большинство манан-лир одичали.

Более разумные представители, вроде мерроу, иногда предпочитали жить на суше — хоть и тосковали по глубинам.

Лучше было скучать — чем каждый день сражаться за выживание.

Для остальных сидхов и людей Вах и Муридрис были вражеской территорией. Торговые корабли рисковали всем, пересекая эти воды. Ходили только по строго определённым маршрутам, обвешанные гарпунами из гематита.

Но не это привлекло моё внимание.

Похоже, Абердин подумал о том же.

— Значит, у него был план побега.

Я вспомнил, как Бран натягивал тетиву. Готовился выстрелить.

И как в его глазах отразилась лихорадочная решимость — он был уверен, что вот-вот вернёт мне ту боль, которую я непреднамеренно причинил ему когда-то. И я… я не был уверен, что смог бы отойти.

Будто какая-то часть меня считала, что я заслужил эту чёртову стрелу. Что я должен был расплатиться за всё, что он носил в себе все эти годы. За ту боль, которую я слишком долго игнорировал.

Я откашлялся, вырываясь из воспоминаний, и почувствовал, как на меня смотрят. Ждали слов.

Потому что именно я знал, как устроена жизнь королевской семьи.

Потому что я был одним из них.

— Он явно хотел иметь путь к отступлению, чтобы бы ни случилось. Бран понимал, что король полностью выйдет из себя, когда узнает о предательстве Сутарлана и поймёт, кто я на самом деле. Не думаю, что он рассчитывал на то, что король окажется настолько идиотом, чтобы добровольно снять с себя корону в порыве безумия, но он точно ожидал, что между нами произойдёт столкновение. И рассчитывал, что это сыграет ему на руку. В крайнем случае — надеялся стать наследником. Он увидел шанс и воспользовался им.

Пвил нетерпеливо выпустил облако дыма из самокрутки.

— После того как он всадил стрелу в глаз собственному отцу, обвинил Братство в убийстве. И именно эта версия разлетится по всему королевству, в этом я уверен.

Я кивнул.

— Охотники, сбежавшие вместе с принцем, будут вынуждены подтвердить его ложь или умрут. Готов поспорить, Бран отрубит им головы, как только окажется в безопасности при Дворе — чтобы не допустить новых предательств. А затем распространит свою версию событий. — Я невольно усмехнулся — без тени веселья. — Сиротливый принц, раненый в бою, — его обнимут и будут боготворить перед лицом человеческого народа. А вот подлый принц, убивший родного отца, — такой не удержит верность подданных.