Остальных погибших хоронили в братской могиле, на месте одной из землянок, разобрав, обрушившийся жердяной потолок и выровняв дно, убрав всё лишнее. Комиссару я настоятельно порекомендовал, чтобы при всех погибших были импровизированные смертные медальоны (гильза от разобранного патрона с запиской), кто этот человек, из какого партизанского отряда и когда погиб. Отдельный список со всеми двухсотыми вложили в гильзу от сорокапятимиллиметрового снаряда, заклепали и захоронили в просторной братской могиле. Комиссар сказал пару слов, и после троекратного траурного салюта, люди разошлись по своим местам.

Вернулась разведгруппа из дивизии, и её командир передал, что как только захватят опорный пункт противника в деревне Порядино, то сразу вышлют помощь отряду. Также у него был приказ для старшего лейтенанта Дерзкого, поэтому отправили группу по следам разведроты, выделив им сани с полным бэка гранат и патронов на всю роту. После чего засобирались в поход уже мы.

— Ну что, Леонид Матвеевич, будем прощаться? — подхожу я к комиссару, через час после ухода разведчиков.

— А вы куда это собрались? — озадаченно спросил он.

— Вперёд, на запад. Будем громить тылы противника, помогая наступать нашей армии.

— А мы? А как же наш отряд? — ещё не врубаясь в ситуацию, начал задавать вопросы комиссар.

— А вы дождётесь, когда Красная армия освободит эту территорию от фашистских захватчиков и продолжите жить и работать на благо родины.

— Но мы хотим воевать, уважаемый товарищ лейтенант Доможиров. — Рассеянно начал комиссар. — После сегодняшних боёв люди поверили в свои силы, и поняли как можно бить врага. Я поговорил с некоторыми товарищами и они…

— Хорошо, Леонид Матвеевич. — Перебил я лесника, пока он не присел на своего любимого конька. — Соберите всех, кто хотел бы продолжить бить врага, но уже в составе нового отряда. Учтите, я возьму только добровольцев. Балласт мне не нужен. Десяти минут вам хватит?

— Я постараюсь. — Неуверенно начал комиссар.

— Через пятнадцать минут построение на плацу. Время пошло. — Демонстративно смотрю я на часы.

Через четверть часа подхожу в условленное место, где собрались почти все, кто остался от партизанского отряда. Встаю лицом к строю и жду доклада. Ищу глазами комиссара и, увидев его, стоящим на правом фланге, молча киваю головой.

— Равняйсь! Смирно! — Командует Леонид Матвеевич и подходит ко мне с докладом.

— Товарищ лейтенант, партизанский отряд построен. Заместитель командира отряда — комиссар Иванов.

— Вольно! — Подаю я общую команду.

— Вольно! — Дублирует её комиссар, встав рядом со мной и повернувшись лицом к строю. После чего обращаюсь к бойцам с небольшой речью.

— Товарищи партизаны, партизанки и бойцы Красной армии. Наш отряд особого назначения скоро продолжит свой рейд по тылам врага. Не скрою, в боях с противником мы понесли потери, и нам нужны проверенные надёжные люди, за каждого из вас поручился комиссар партизанского отряда, но мне нужны только добровольцы. Неволить никого не буду, скоро здесь будет наша армия и военнообязанные продолжат воевать в её рядах, остальные трудиться и приближать победу в тылу. Поэтому через пять минут желающие попасть в наш отряд особого назначения, могут подойти к штабному блиндажу. Манны небесной никому не обещаю, но бить врага будем крепко, дисциплина тоже будет железной. Вопросы есть?

— А что будет с нашим партизанским отрядом? — раздался выкрик из строя.

— Да, что будет дальше с нами? — посыпались в разнобой вопросы других партизан.

— На это вам лучше всего ответит ваш комиссар, а я жду тех, кто хочет бить врага. — Отмахиваю я воинское приветствие и, развернувшись кругом, иду к блиндажу командира отряда.

Спустившись, по присыпанным свежей землёй со следами крови ступенькам, в приямок, открываю дверь и вхожу внутрь пропахшего порохом дзота. В некогда аккуратно прибранном жилище, царит бардак, да и «тепло» тут почти также, как на улице, но хотя бы ветра нет. Стол отставлен в сторону, а пол под окном-амбразурой завален гильзами и пустыми пулемётными лентами и коробками из-под них. Валяется тут и несколько запасных стволов к пулемёту. Расставив всё по своим местам, присаживаюсь к столу, положив на него листок чистой бумаги и карандаш из планшетки лейтенанта. Нужно записать воинскую или гражданскую специальность будущих осназовцев, чтобы хотя бы вчерне сформировать взвод с отделением тяжёлого оружия. На что-то большее людей так и так не хватит. Да и ни к чему мне большой отряд. Воевать будем не числом, а уменьем, дезорганизуя работу в тылу противника. Сейчас там и так бардак, а мы ещё подсыплем горящих угольков за шиворот немецкому орднунгу.

Первым в блиндаж входит комиссар, поэтому указав ему на место рядом с собой, зову следующего. Буквально следом за ним врывается Малыш, с перевязанной головой, перемазанный в крови и глине, с всклокоченной бородой и нездоровым блеском в глазах.

— Ну, что, судить меня будете? Вот он я, весь перед вами, так что можете хоть сейчас к стенке поставить… — С надрывом в голосе начал он. Поднимаюсь со своего места и прерываю его причитания.

— Я тебе не судья, а уж тем более не палач, красноармеец Емельян Малышкин. И если ты не размазня, а настоящий солдат, то ты сейчас выйдешь, приведёшь себя в порядок, вернёшься и доложишь по всей форме! Хлюпики и сопляки мне не нужны.

— Но, что мне делать, Коля? Я же их там, на поляне, двоих похоронил. — Со слезами в глазах спросил он.

— Воевать Емеля. А в твоём случае мстить. Война ещё не скоро кончится. А пока вы назначаетесь командиром пулемётного отделения, боец Малышкин. Так что марш отсюда! Через полчаса уходим.

— А мы куда? И зачем?.. — Как-то сразу подобрался Малыш.

— Воевать. Громить тылы противника. Чего ты замер? Кругом! Шагом марш! — Емеля уходит, а мы продолжаем формировать отряд. Может быть в другой обстановке мы бы и поговорили по душам, выпили. Но сейчас тризну справлять некогда, пока светло, нужно много чего успеть.