Углубляться в историю того, что случилось в Сераме, далее Ульдиссиан не рискнул. Если горожане когда-нибудь в будущем узнают правду, так тому и быть. К тому времени он убедит их в своей правоте… либо убедится в собственном безумии.

– Я обрел дар проделывать самые разные вещи, помогать людям…

С этим Ульдиссиан указал на мальчишку и, только сейчас сообразив, что по сию пору не знает, как его звать, поманил к себе. Барта слегка подтолкнула сына в сторону Ульдиссиана. Со всех ног бросившись к рослому крестьянину, ребенок обнял его, что было сил.

– Вот и ему смог помочь, – добавил Ульдиссиан, показывая всем исцеленную руку улыбающегося мальчишки. – Однако то, что сделал я, сможете делать и вы. Пускай не сразу, но сможете.

Многие покачали головами либо сдвинули брови. Одно дело – поверить, будто он способен творить чудеса, а вот отыскать подобные возможности в самих себе… нет, это казалось им непостижимым.

Вздохнув, Ульдиссиан призадумался. Возможно, какими бы понимающими ни оказались партанцы, он слишком торопится? Возможно, им надо попросту взять и показать, что да как?

– Барта, – заговорил Диомедов сын, – подойди ко мне тоже, будь так добра.

Женщина, просияв, бросилась к нему бегом.

– Да, о святейший?

Подобное величание заставило Ульдиссиана поежиться. Оказаться в одном ряду с Маликом и его братией ему не хотелось ничуть. Что угодно, только не это…

– Барта, я – просто Ульдиссиан, а по рождению – крестьянин, каких ты знаешь множество.

Судя по выражению лица, эти слова она пропустила мимо ушей.

– Будь так добра, зови меня просто Ульдиссианом, – со вздохом закончил он.

Барта кивнула. Пожалуй, на большее в эту минуту надеяться не стоило.

– Встань со мной рядом.

После того как Барта послушалась, Ульдиссиан отыскал взглядом среди толпы лицо, обезображенное чумным поветрием страшнее всех остальных.

– Вот ты! Поди-ка сюда.

Недолгая заминка – и светловолосый человек подошел к Ульдиссиану, держа перед собой снятую шапку, будто бы для защиты.

– Как тебя звать?

– Йонас, о святейший.

Ульдиссиан снова едва не втянул голову в плечи. Ничего, с этим он покончит… рано ли, поздно ли, но покончит.

– Позволь нам коснуться твоего лица.

Вновь пауза, но, наконец, подошедший согласно кивнул.

– Конечно. Конечно, о святейший.

Подняв нежную руку Барты, Ульдиссиан направил ее к изувеченной плоти, а Барта безропотно коснулась лица Йонаса, несмотря на его устрашающий вид. Это произвело на Ульдиссиана немалое впечатление. Одно дело – видеть подобное уродство, а вот почувствовать, каковы эти шрамы на ощупь… Похоже, выбирая, с кого начать, он не ошибся.

Когда пальцы обоих коснулись рябого лица, Ульдиссиан смежил веки и представил, будто никаких шрамов на нем нет и в помине. В то же время он потянулся мыслью к Барте, пытаясь заглянуть в ее душу, показать, что да как делает, ей.

Барта вмиг задрожала, но руки не отдернула. Обрадованный этим, Ульдиссиан сосредоточился на стоявшем перед ним горожанине. Тот, ясное дело, был не на шутку взволнован – видимо, из-за того, что оказался в центре общего внимания. Ульдиссиан понял: надо поторопиться, хотя бы затем, чтобы Йонас, охваченный малодушием, не удрал.

Сын Диомеда принялся вспоминать те самые чувства, что накрыли его с головой, когда он исцелял руку мальчика. Как ни странно, извлечь их из глубин памяти удалось легче, чем в прошлый раз.

Сердце исполнилось боли и горечи. Он знал и других, изуродованных чумой точно так же, как этот несчастный, своих земляков, которым теперь помочь уже не сумеет. Возможно… возможно, если все пойдет, как задумано, Ульдиссиан когда-нибудь сможет вернуться в Серам и помириться с ними, но…

И тут, будто эта самая мысль оказалась ключом, отворившим замок, таящаяся внутри него сила хлынула, заструилась наружу. От Барты снова повеяло изумлением – изумлением пополам с безграничной радостью.

Йонас тоже почувствовал устремленные к нему – особенно к изуродованному лицу – токи силы.

В толпе удивленно заахали. Набравшись храбрости, Ульдиссиан открыл глаза, и…

Кончики пальцев уже чувствовали, что у него получилось, однако при виде плодов своих стараний Ульдиссиан удивился, по крайней мере, не меньше собравшихся. Поврежденная кожа сделалась розовой, гладкой… правду сказать, на ней нигде не осталось ни единого шрама, ни даже прыщика.

– Новое чудо! – выдохнула Барта.