Артефактор Платон Грачёв из окна своей машины наблюдал за нанятым бродягой и Александром Филатовым. За последние дни он так много узнал об этом юноше, что никак не мог поверить, что всё это правда.

Из неудачника с низким уровнем маны, подростковыми прыщами и тощим телом он за очень короткое время стал одним из талантливейших аптекарей. Слухи о нём разошлись далеко за пределы Торжка. Сейчас, когда он в Москве и продолжает успешно лечить, казалось бы, безнадежных больных, вести о его чудотворных средствах на устах многих лекарей. Коганы ничуть не скрывают, что тесно взаимодействуют с Филатовыми, и активно рекламируют недавно вышедшие в продажу артефакты, на которых снова указана не только фамилия Филатовых, но и имя одного из них.

Однако лекарственные препараты не вызвали у Грачева столько интереса, как другие средства аптекаря-гения. Как ему удалось так сильно изменить Завьялову?

И как ещё недавно не блистающий умом школьник смог убить громадного маназверя в анобласти и спасти жизнь охотнику? Как?!

Платон Грачёв дождался, когда Александр вручит пробирку его человеку и исчезнет за воротами, и только после этого поехал вслед за бродягой.

— Садись в машину, — велел он, резко притормозив рядом с испуганно отскочившим в сторону мужчиной.

— Ох, я вас даже не заметил, — с облегчением выдохнул он и забрался на заднее сиденье.

Грачев заехал в ближайший двор, остановился и повернулся к пассажиру.

— Рассказывай.

— Вот. Это он отдал, — двумя пальца, будто это что-то очень опасное, он протянул артефактору пробирку.

— Что насчёт зелья, меняющего внешность? — Грачёв откупорил пробковую крышку и понюхал. Запах травяной, но не только. Есть ещё что-то едкое и прошибающее нос. Скорее всего корень манароса смрадноцвета.

— Он сказал, что такие зелья только в сказках, — пожал плечами бродяга и любовно встряхнул пыль с подола своего нового пиджака.

— Отказался? — удивился Грачёв.

— Говорю же, он сказал, что такие зелья только в сказках. И я с ним согласен…. А-а-а, чуть не забыл. Он передал, чтобы вы сами к нему пришли, если вам нужно зелье… «Превращения». Да, точно! Зелье «Превращения»

Грачёв с раздражением выдохнул. Его план снова не удался. Он-то рассчитывал, что Филатов согласится, но теперь… Интересно, он догадался, что это проверка, или просто не хочет, чтобы между ним и заказчиком был посредник?

— А ты сказал, что я заплачу ему пять тысяч?

— Нет, — мотнул головой бродяга. — Какая разница, сколько вы заплатите, если невозможно создать…

— Держи свои деньги и пошёл вон отсюда!

Артефактор бросил в него пятидесятирублёвую купюру.

Бродяга с довольным видом убрал деньги в карман, попрощался и вышел из машины. Взбешенный артефактор наблюдал за тем, с какой радостной физиономией мужчина бежит к ларьку. Но он не успел потратить ни рубля, замертво свалившись на мокрый асфальт.

Грачёв убрал смертоносный артефакт в карман и поехал в сторону оживленной трассы, думая об Александре Филатове.

Я проснулся в прескверном настроении, а всё потому, что снизу вновь доносился спор, хлопанье дверями, топот тяжелых ботинок. Кто на этот раз нарушил мой покой?! Они доведут меня до того, что я снова пойду искать тишинуй на самом краю империи в заброшенном замке. Конечно, если таковые здесь имеются. Если нет, придётся самому сначала построить.

Спускаясь вниз, я придумал длинную гневную тираду, но, когда увидел, по какому поводу шум-гам, невольно напрягся.

В холле стояли трое полицейских и два мага, одетых в снаряжение охотников. За спинами виднелись стволы карабинов, на поясе в ножнах висели больше кинжалы.

Дед, уткнувшись, читал какой-то документ, а Лида с Димой стояли неподалеку и бросали на незваных гостей встревоженные взгляды.

— Что происходит? — спросил я.

— Пришли за маназверем, — пояснил Дима.

— Опять? Разве в прошлый раз до вас не дошло, что…

— У них с собой ордер на изъятие маназверя, — прервал меня дед и показал документ. — Написано, что они могут произвести обыск, если мы откажемся добровольно его сдать.

Я подошёл к нему, забрал документ и быстро пробежал по нему взглядом. Единственное, на что я обратил внимание — решение об обыске было принято, опираясь на «уверенные заявления свидетелей». То есть кроме слов тех, кто видел Шустрика в гимназии, у них не было никаких доказательств: ни фото, ни видео — ничего.