Шрифт:
Я немного подождал и прикоснулся к ней еще раз. Очень нежно.
— Ай! — взвизгнула девчонка.
Я продолжал ее гладить. Она застонала и принялась извиваться.
Тогда я остановился.
— Какое странное ощущение, — сказала она. — Что это было?
— Теперь тебя надо выпороть.
— Почему, господин?
— Потому что ты мне солгала. Когда сказала, что фригидна.
Она растерянно посмотрела на меня.
— Ты вовсе не фригидна, девочка, — усмехнулся я. — Ты очень горячая рабыня.
— Нет, нет! Я не горячая рабыня! — замотала она головой.
— Сейчас посмотрим.
— Как ты можешь после этого меня уважать? — неожиданно произнесла она.
— Тебя никто не уважает, — пожал я плечами. — Ты всего лишь рабыня.
— Да, господин.
— У тебя больше нет гордости. Рабыням не позволяется иметь гордость.
— Но я хочу хотя бы уважать сама себя, — сказала она, отвернув голову в сторону.
— Ты должна не уважать себя, а быть собой, — поправил ее я.
Девушка посмотрела на меня. В ее глазах застыли слезы.
— Я не могу осмелиться быть сама собой.
— Разве женщина не может быть женщиной? — спросил я.
— Не может! — вдруг крикнула она. — Это унизительно!
— Вот это да! Кем же, по-твоему, должна быть женщина?
— Она должна быть такой, как мужчина.
— Но ты же не мужчина, — возразил я.
— Я не могу стать женщиной, — заплакала она.
— Почему?
— Потому что женщина в глубине души — рабыня.
— Разве плохо, если рабыня станет рабыней? — спросил я.
— Плохо! — крикнула она.
— Почему? — настаивал я.
— Не знаю! — зарыдала девушка. — Я не знаю.
— Разве может быть плохим то, что естественно? Разве плохо, если камень — это камень, а дерево — это дерево?
— Нет.
— Почему же тогда плохо, если рабыня становится рабыней? — спросил я.
— Не знаю, — покачала она головой.
— Может быть, в этом нет ничего плохого?
— Я даже боюсь об этом подумать, — призналась девушка и вдруг добавила: — Пожалуйста, не переставай меня трогать, господин.
— Рабыня просит?
— Да, господин. Эвелина умоляет тебя. Не переставай к ней прикасаться.
Я нежно поцеловал ее груди, при этом снова начал ее трогать.
— Спасибо тебе, господин, — застонала она. Потом, совершенно неожиданно, она попыталась вырваться. Цепи, разумеется, не позволили ей этого сделать.
— Что случилось? — спросил я.
— Я должна сопротивляться. Я не должна поддаваться этому ощущению!
— Почему?
— Я ощущаю в себе что-то новое. Никогда раньше я не испытывала ничего подобного. Это как волны… Они поднимаются из глубины, завладевают всем моим существом. В это трудно поверить. Невероятное, фантастическое ощущение! Нет! Нет! Ты должен остановиться!
— Почему?
— Потому что я пошла тебе навстречу.
— Как это?
— Как рабыня, которая идет навстречу своему господину.
— Ты и есть рабыня.
— Да, господин, — вздохнула она.
— Ты находишься в камере подчинения, — напомнил я.
— Ты не оставляешь мне никакого выбора.
Я улыбнулся.
— Сейчас я дам тебе возможность выбрать. Первый и последний раз.
— Выбрать? — растерялась рабыня.
— Я предоставляю тебе выбор невольницы. Ты можешь либо уступить, либо умереть.
— Я предпочитаю уступить, господин, — испуганно проговорила она.
— Естественно, — усмехнулся я. — Ты же рабыня.
— Спасибо, господин, — тихо произнесла девушка.
— В следующий раз, — строго сказал я, — выбора у тебя не будет.
Я начал снова к ней прикасаться, вознося ее на высоты, которые она выбрала.
— Аййи! — вопила она. — Я отдаюсь тебе, господин!
Между тем сегодня я не собирался ею овладевать.