Я перепрыгнул через водительское кресло, чтобы оказать содействие работнику транспорта.

– Эй, народ! Отставить, прекратите возню!
– Саша тоже очутился в автобусе и попытался навести порядок.

И вдруг случилось нечто удивительное. Сквозь гвалт и крик мы услышали шепот Сени Пантюхина:

– Автобус… он без шофера… мы врезаемся в столб! В столб!!!

Сеня прошептал это до того естественно и убедительно, что всех нас сковал леденящий душу ужас. Мы будто и впрямь увидели брызнувшие осколками ветровые стекла, исковерканные ударом куски металлической обшивки, ощутили резкий толчок.

– О-о-о-й!
– Сеня упал как подкошенный.

И все мы, в том числе Саша, потрясенные возникшей картиной аварии, рухнули на пол.

– Что происходит?
– В дверях стояла старшая пионервожатая Тоня.
– Кто мне скажет, что происходит?

– Перевернулся автобус, - ответил Мишка Сазонов.
– Но жертв, кажется, нет…

– Сазонов, не паясничай!
– Тоня не по годам строгая девушка, с ней шутки плохи.

Заваленный нашими телами Саша с трудом выбрался на свободное пространство.

– Верно, небольшая авария, - произнес Саша своим божественно-аполлонским голосом, который сейчас чем-то напоминал бархат, шелк и другие дорогостоящие ткани.
– Исправим в момент!

И тут случилось удивительное: Тоня неожиданно улыбнулась праздничной первомайской улыбкой.

– Надеюсь!..

И закрыла дверь.

– Какое действо вы тут разыгрывали?
– Саша поднялся, стряхнул с себя пыль.
– Что это было: автобус или классное собрание?

– Может, классное собрание в автобусе?
– не так чтоб уж очень уверенно, с вопросительной интонацией в голосе сказал Мишка.

Саша хмыкнул.

– И часто такое встречается в жизни?

Саша был прав. В жизни такого не встретишь. Просто нас захлестнула школьная стихия, про реализм в искусстве мы и думать забыли, его законы нарушились как-то сами собой. Но ничего, предстоял еще второй тур испытаний, не всё еще было потеряно!

За неделю до второго тура мы собрались всем классом, хотели вместе подумать, что учить и что декламировать.

– Я бы этот вопрос решал научно, - сказал Мишка Сазонов, - На основе прослушанной прошлый раз лекции.
– И спросил: - Где наиболее полно проявляется талант актера?

– В классическом репертуаре, - хором ответили мы.

– Вот и надо брать классику. Предлагаю разыграть «Отелло» Вильяма Шекспира.

– «Отелло» библиотека не выдаст, - возразил Костик Соболев.
– Скажут, рано.

– По телевизору я частично знаком с этим произведением, - ответил Костику Мишка.
– Восстановим.

– Почему частично?

– Спать его раньше времени уложили, - догадался я.
– Не удалось досмотреть.

– Всё равно я знаю, чем кончилось.
– Мишка чуть-чуть на меня обиделся.
– Мавр Отелло задушил Дездемону, свою жену.

– Задушил?
– ужаснулась Ната Жучкова.
– За что?

– Ну… она платок потеряла, - сказал Мишка.
– А вообще-то сложная история…

– Я лично никого, кроме Анны Карениной, играть не буду, - заявила Томка Булкина.
– Хочу, как Алла Константиновна Тарасова…

Вовка Трушин высказал пожелание быть капитаном Совой из многосерийного польского фильма «Капитан Сова идет по следу».

– Думаешь это классика?

– Еще какая!
– твердо сказал Вовка.

У остальных тоже оказались любимые герои: у меня д'Артаньян, у Нади Лапшиной Татьяна из «Евгения Онегина». Круглый отличник Костик Соболев собирался играть Митрофанушку из пьесы Фонвизина «Недоросль». По-моему, для контраста - Костик, в отличие от Митрофанушки, в учебе души не чает. Ната Жучкова остановила свой выбор на Чацком. Она недавно прочла «Горе от ума» Грибоедова и была покорена благородством этого художественного образа. То, что Чацкий мужчина, а Ната девчонка, ее не смущало.

Поскольку никто не собирался отказываться от выбранных ролей, а всех произведений сразу мы сыграть не могли из-за недостатка времени, Мишка обещал свести всех героев в одну сверхклассическую, как он сказал, пьесу.

– Прости, Сазонов, но это непростая задача, - предупредил Мишку Костик Соболев.

– Задача по своим масштабам глобальная, - признал Мишка.
– Зато каждый проявит талант. Считайте, в драмкружок вы уже приняты.

Глобальные задачи Мишку никогда не пугали.

– А что же Сеня, - вспомнил я о тихом Сене Пантюхине.

– Я стихотворение прочту, - сказал Сеня.
– Маленькое. Вчера выучил.

Мы долго убеждали Сеню, что недооценка им Сашиных высказываний о классическом репертуаре может кончиться плачевно, и не вдыхать ему запаха кулис, как не видать собственных ушей. Однако уговорить его принять участие в сверхклассической пьесе не удалось. Из ложно понятой скромности Сеня губил свой талант, и все очень его жалели.