Флюоресцентные лампы заставляли даже ее загорелую кожу выглядеть бледной. Бидж была в хорошей форме, но это освещение придавало ей анемичный вид. По привычке она стала искать симптомы болезни, потом быстро тряхнула головой, поправила жакет, получше заправила блузку и безуспешно попыталась пригладить волосы — слишком много странных ветров лохматило их за последнее время.

— Сошлюсь на выезд на пляж, если кто-нибудь спросит, — пробормотала она себе под нос. Было очень важно остаться незаметной и выглядеть как все.

Выглядеть так, как надо, было важно. Бидж вспомнила, как ее мать в таких случаях перед зеркалом в передней поправляла юбку, решительно одергивала рукава жакета — жакета более темного и строгого, чем любая одежда матери в другие дни. «Куда ты?» — спрашивала Бидж.

«Общественное мероприятие, — твердо отвечала ей мать, долго всматриваясь в собственное отражение. — Я должна представлять нашу семью». Она бывала серьезна и решительна — она, которая всегда все делала смеясь и с увлечением…

Прошло пятнадцать месяцев со дня смерти матери, ее похороны были самыми последними в семье. И вот теперь настала очередь Бидж выполнять те же обязанности.

Дорогу к похоронному бюро обозначали указатели, но даже не будь их, Бидж легко нашла бы дорогу. Она припарковала машину и быстро, хотя и несколько неуклюже из-за высоких каблуков парадных туфель прошла через площадку ко входу. Бидж вежливо кивнула швейцару — молодому человеку лет двадцати, на лице которого было написано сочувствие, но вовсе не печаль.

— Семейство Салем?

— Нет, Честертон… То есть да, спасибо. — Бидж представила, как ее мать снова и снова приезжала на похороны родственников, никогда ничего не говоря ни ей, ни Питеру. Бидж подошла к книге, лежащей на столике, и расписалась в ней: «Бидж Воган»; поколебавшись секунду, она добавила: «Абонентный ящик 795, Кендрик, Западная Виргиния». Зал для церемоний был украшен со вкусом. Викторианский стиль как нельзя лучше отвечал чувству, что смерти подобает торжественность ушедших веков. Простой ковер цвета шербета застилал пол, сочетая элегантность с прочностью асфальта. Бидж крепко стиснула в руке предписанную обычаем черную сумочку, которую она купила всего час назад, и прошла через зал, кивая тем, кто, как ей казалось, пытался ее узнать.

Лежащая в гробу женщина была страшно худа, и даже искусство кладбищенского гримера не смогло придать ее лицу безмятежный покой. Бидж присмотрелась внимательнее.

Она была ветеринаром, но и в человеке могла различить красноречивые признаки: мускулы, долго не получавшие нервных импульсов, атрофировались, поза, традиционно приданная телу кладбищенскими служителями, не была естественной для этой женщины. Тетя Кэтрин умерла после тяжелой болезни.

Бидж пробормотала молитву, закончив ее благодарностью от всего сердца за то, что теперь она сама не придет к такому же концу.

— Хелло! — Толстая седая женщина в черном грубошерстном костюме подошла вплотную к Бидж и остановилась рядом — чересчур близко. — Ты ведь дочка Лорел, верно? — Она крепко стиснула обе руки Бидж. — Я тебя помню. Спасибо, что приехала. Не очень достойные похороны, — пробормотала она, — на достойные похороны все должны бы приехать с поминальными пирогами для раздачи бедным. — Заметив недоуменный взгляд Бидж, она снизошла до того, чтобы назвать себя: — Элизабет Честертон Блаунт.

— Мамина тетушка Бетти. — Бидж, в свою очередь, стиснула руки женщины. — Я рада познакомиться с вами. Мама часто говорила о вас.

— Правда? — Женщина оттаяла и благодарно взглянула на Бидж.

У той никогда не хватило бы жестокосердия добавить: «Мама считала, что вы давно умерли». Вместо этого она сказала:

— Она часто вспоминала вас, рассказывая о своем детстве. И, — Бидж обвела взглядом зал, — о других случаях.

— Мы не очень дружная семья. Хорошо хоть, что по таким случаям собираемся все вместе. — Тетушка Бетти тоже огляделась. — А ты похожа на бедняжку Лорел, вот я и узнала тебя. И я запомнила тебя с ее… ну…

Бидж кивнула.

— Наверное, мы встречались на ее похоронах. Тогда так много было народу… — Подумав, Бидж добавила: — И на похоронах дедушки мы встречались.

Упоминание о дедушке было ошибкой: тетушка Бетти попятилась, что-то вежливо пробормотала и ретировалась к группе более тактичных родственников. Впрочем, Бидж была рада этому. Она смотрела на представителей старшего поколения, на родителей, знакомивших с родственниками своих детей. Если не считать того, что присутствующие разговаривали друг с другом как с не очень близкими знакомыми, все выглядело так, как выглядело бы при встрече членов любой другой семьи.