"Тут миллион кнопок... Эта, что ли?"

Тембр резко изменился на более высокий.

"Кстати, ты принес Хендрикса?"

"Нет".

"Почему, я же просил".

"Мало ли чего ты просишь!.."

Голос, подавший последнюю реплику, был мне знаком. Он звучал несколько глуше, очевидно, говоривший находился подальше от микрофона.

Я сидел, весь обратившись в слух, но особой необходимости в этом не было - качество записи было отличным.

"Приличные люди, между прочим, за записи с пласта наличными платят, а не обещаниями".

Это был Витек! Его голос!

Я мысленно взмолился, чтобы тот, кого услышал первым, как можно дольше не нажимал клавишу "пауза". Впрочем, бармен как-то проговорился, что подсунул Кузнецову не совсем исправный магнитофон.

"Ты же в курсе, я на мели. Но я отдам, обязательно отдам. И тебе и ему".

"Слышали, знаем.
– Витек явно чувствовал себя хозяином положения. За твое "отдам" фирменный пласт не купишь, на него и газировки не дадут. Тебе, чтоб с мели сняться, не в "Спринт" играть надо, а машинку для печатанья гознаков завести. Тогда и с долгами расплатишься".

Второй голос принадлежал Сергею - теперь в этом не было ни малейших сомнений!

"Слушай, Виски, ты не забыл, о чем мы говорили?"

"Сколько раз просить, не называй меня Виски!"

"Извини, не буду... Так что - дашь?"

"Опять заладил. Ну откуда у меня такие деньги?"

"Не зажимай. Для тебя это не сумма".

"А ты мне их давал? Это когда чужие - не сумма, а я их не на улице нахожу".

"Да верну я, честное слово, верну. Ты что, не веришь? Мне б только долг Стасу отдать".

"Вот и отдавай. Собери барахлишко и снеси в комок".

"А в чем ходить буду? В трусах?"

"Мне-то что, хоть и в трусах. Иностранцы вон ходят, и ничего".

"Ну одолжи, будь человеком. Два дня осталось!"

"Нет. И не проси".

"Ну почему, Виски? Раньше давал!"

"Я-то давал, а вот чтоб ты возвращал, что-то не припомню. Хватит, я, значит, в дерьме ковыряйся, перед каждым спину гни, пепельницы вытирай, а ты чистеньким ходить будешь? Видал я таких аристократов знаешь где?"

"При чем тут аристократы?"

"А при том! Спрашиваешь, а сам небось в глубине души радуешься, что аристократом назвали. Знаю я тебя. Нет, Кузя, кончился Виски! Нет его. У меня, между прочим, имя имеется и отчество. И бабки ни у кого не клянчу, как некоторые".

"Да не заводись ты".

"А ты не успокаивай. Я-то в порядке. О себе побеспокойся. Думаешь, не знаю, как ты к нам относишься? Спекулянты, фарца, за два цента мать родную продадут - что, неправда? Только поздно хватился. На себя посмотри, сам-то чем лучше? На какие шиши живешь? На заработанные? Как бы не так. На наши и живешь. На мои да на Стасовы. Все отдыхаешь, а как до дела доходит - нос воротишь. Нет, Кузя, - посидел на чужой шее, хватит. Брать научился, учись и отдавать".

"Да пойми ты, не с чего мне отдавать. Не с чего!"

"Как это не с чего? А в мешочках чего носишь? Макароны? Разжевали тебе, в рот положили, а ты и глотать не желаешь. Пользуйся, пока предлагают. У тебя выбора нет".

"Не могу я".

"Почему?"

"Не могу, и все".

"Что, совесть не позволяет?"

"Считай, что совесть".

"Оригинальная она у тебя. Шмотки в долг, значит, позволяет, а как платить, нет ее? Ладно, пошел я, не понять нам друг друга. Только учти: долги с тебя все равно сдерем. Не Стас, так я выжму. Имей в виду..."

00 часов 49 минут. В результате прослушивания кассеты, принадлежавшей покойному, на стороне, помеченной цифрой 1, мной обнаружена запись беседы между Кузнецовым и Витьком.

Я наскоро прокрутил оставшуюся часть пленки, но больше ничего интересного не нашел: обратная сторона была целиком заполнена Челентано и Джанни Моранди. Я вновь перевернул кассету и несколько раз подряд прослушал запись.

Из разговора следовало, что: 1) Сергей встречался с Витьком за два дня до срока, отпущенного ему для принятия решения, то есть тринадцатого сентября; 2) Кузнецов просил в долг деньги и получил отказ; 3) бармен имеет кличку Виски; 4) Виски знал о предложении Стаса и склонял Кузнецова принять это предложение.

Насколько полезны эти сведения и как они стыкуются с теми, что сообщил мне Симаков, я обмозговать не успел.

01 час 15 минут. На Приморскую вернулась Нина.

Сначала я услышал шаги на дорожке, потом неразборчивое восклицание и мужской голос:

– Рассуди, раз его нет ни в больнице, ни в милиции, значит, ничего страшного не произошло. Вспомни, как ты вчера психовала...

Они остановились прямо напротив беседки. Сквозь путаницу виноградных листьев я увидел сгорбленную, опиравшуюся на костыли фигуру Вадима.