Мой отчет украсила следующая пометка:

15.52. Ушли от наблюдения.

Санаторий стоял на пригорке. Вероятно, когда-то его территория была обнесена забором, от которого с той поры осталось несколько литых чугунных ячеек по обе стороны от входа.

Под стать им была и арка, и лавки на тяжелых гнутых ножках, и старая, но добротная лестница с пузатыми стойками балюстрады, тщательно отреставрированная и выкрашенная белой масляной краской.

По этой лестнице мы поднялись к трехэтажному зданию, где, судя по вывеске, помещались администрация и процедурные кабинеты. Поодаль на газоне паслись не то бронзовые, не то "под бронзу" олень с олененком.

Внутри царила стерильная тишина, а чтобы мы ненароком ее не нарушили, полы выстелили толстыми ворсистыми дорожками.

– Вы не подскажете, в каком корпусе искать отдыхающего Пасечника? спросил я у строгой усатой женщины, сидевшей под табличкой "дежурный регистратор".

– Зачем он вам?

Я растерялся.

– А разве это имеет значение?

– Имеет, - отрезала она, выразительно покосившись на мою сумку. Здесь лечебное заведение, у нас режим, и я обязана оберегать покой своих больных.

Вот, значит, куда подевались недостающие ячейки от забора!

– Видите ли, он мой дядя. Мы с сестрой отдыхаем тут неподалеку и хотим с ним повидаться. Если он узнает, что мы были тут и не зашли проведать, у него откроется язва, а то и еще что похуже. Так уже было однажды, в прошлом году. Его еле откачали...

Она смерила холодным взглядом сначала меня, потом Нину, но журнал все-таки открыла.

– Как его имя и отчество?

– Валерий Федорович.

Дежурная полистала свой гроссбух, нашла нужную запись.

– Вы опоздали, - сказала она подчеркнуто бесстрастно.
– Пасечник Валерий Федорович закончил курс лечения и первого октября выехал по месту жительства.

Ниточка, с помощью которой я надеялся проверить свою идею с ныряльщиком, оборвалась. Правда, оставалась еще одна.

– Скажите, пожалуйста, а Аксенова Ирина Николаевна, она еще у вас?

– Это тоже ваша родственница?
– ядовито осведомилась дежурная.

Трудно сказать, что ею руководило: бдительность или мания величия не исключено, что и то и другое вместе.

– Вы угадали, она моя тетя. Если нужны доказательства, я готов их представить вашему главному врачу. Где он у вас помещается?

Дежурная пошевелила усами, но, пересилив себя, зашелестела страницами.

– Аксенова выехала позавчера.

И вторая ниточка оборвалась.

Так всегда: лишь только удается найти ключ и открыть дверь, как за ней сразу же обнаруживается следующая. Я тянул с поездкой, потому что внутренне не был готов к встрече с последними свидетелями, видевшими Кузнецова живым, и вот теперь, когда один-единственный вопрос мог разрешить все сомнения, мне некому его задать.

16.37. Установлено, что Пасечник В. Ф. и Аксенова И. Н. выехали из санатория.

3

Солнце прошло уже две трети пути. Удлинились тени. В проемах между деревьями голубой ширмой висело море, и кто-то прятавшийся за горизонтом двигал по его кромке игрушечные кораблики.

Всю дорогу до пристани я думал о ловце рапановых раковин. Идея, которую он мне подсказал, нуждалась в проверке. Я почти не сомневался, что Пасечник, застань мы его на месте, подтвердил бы мою догадку, но он уехал. Значит, надо было искать другой способ проверки. И я его нашел. В первый момент он показался чересчур жестоким по отношению к Нине, но иного выхода у меня не было.

– Ты бывала здесь раньше?
– спросил я, когда мы спустились к причалу.

– Нет.

– Ты не против, если мы пройдемся вдоль берега? А домой вернемся автобусом, тут неподалеку должно быть шоссе.

– А как же фестиваль?
– спросила Нина.
– У нас билеты на восемь.

– Успеем.

Она пожала плечами, и мы свернули вправо, взяв направление на дикий пляж.

Впереди, километрах в полутора, в море выступал мыс. Туда мы добрались довольно быстро. Дальше берег обрывался, и пришлось брести по колено в воде. Потом пошла узкая полоска, уставленная крупными валунами, потом валуны кончились, и склон горы стал более пологим.

Через час с четвертью мы были у цели.

Я помнил эту местность по фотографиям, только в натуре она выглядела еще пустынней. Действительно, дикий пляж - другого названия не подберешь. Два недостроенных волнореза, кучи нанесенных штормом водорослей, покосившаяся кабинка раздевалки.

Даже море здесь было другим, более первобытным, что ли. Покрытое мелкой рябью, сейчас оно не радовало и не влекло, как прежде, скорей пугало, будто было живым существом, неприступным, холодным, готовым защищать свою тайну.