Шрифт:
– Ничего подобного. Рита сама вешалась ему на шею.
– А ты ей помогала. Ты все это подстроила.
– Уходи, - сказала женщина постарше.
– Уходи, пока ты не наговорила бог знает что. Тебе уже под сорок, и я не отвечаю за тебя. Скажи спасибо, что у тебя есть муж, который может и хочет о тебе заботиться.
– Я его не выношу, - сказала Джин.
– Разреши мне остаться с тобой. Я боюсь.
– И я боюсь, - сказала ее мать.
– Боюсь за тебя. Ты ведь опять пьешь, верно?
– Да, я выпила самую чуточку в честь праздника.
– Что еще у тебя за праздник?
– А тебе ведь интересно узнать, правда?
– Джин замолчала.
– Я тебе скажу, если ты хорошенько попросишь.
– Если тебе есть что сказать, говори. Не тяни.
– Раз так, я тебе ничего не скажу, - сказала Джин тоном ребенка, любящего трепать нервы.
– Разузнавай сама.
– Я уверена, что и разузнавать #8209;то нечего, - сказала мать.
– Ах вот как? А что бы ты сказала, если б узнала, что папка жив?
– В самом деле, жив?
– Ей #8209;ей, - сказала Джин.
– И ты его видела?
– Скоро увижу. И напала на его след.
– Где он?
– А вот этого, мама, я тебе не скажу.
– Да ты опять за свое! С ума надо сойти, чтоб поверить в твои бредни.
Ответа не последовало. Решив, что и разговор и силы собеседниц иссякли, я вышел из #8209;под навеса на темную улицу.
На пороге показалась Джин - тусклый свет фонаря выхватил ее из тьмы. Дверь хлопнула. Фонарь погас.
Я поджидал Джин, укрывшись за машиной.
Увидев меня, она попятилась и споткнулась о выбоину в асфальте: - Что вам нужно?
– Отдайте мне золотую шкатулку, Джин. Она ведь не ваша.
– Нет, моя. Это наша фамильная драгоценность.
– Да будет вам.
– Нет, правда, - сказала она.
– Шкатулка принадлежала моей бабке Роулинсон. Она обещала завещать ее мне. И теперь она у меня.
Я почти поверил ей.
– А мы не могли бы поговорить в машине?
– Что толку? Чем больше говоришь, тем тоскливей на душе. Лицо у нее было угрюмое, она еле волочила ноги. И мне показалось, что передо мной не Джин Траск, а ее призрак; она чувствовала себя опустошенной - видно, жизнь для нее потеряла смысл.
– Отчего тоскливей, Джин?
– Да от всего, - и она приложила руки к груди, словно тоска причиняла ей физическую боль.
– Жизнь не задалась. Папка убежал в Мексику с Ритой. Он мне даже открытки в день рождения не прислал.
– А сколько вам тогда было лет?
– Шестнадцать. И с тех пор ничего хорошего в моей жизни не было.
– Ваш отец жив?
– Я думаю, да. Ник Чалмерс говорил, что видел его в Пасифик #8209;Пойнте.
– Где именно в Пасифик #8209;Пойнте?
– Возле железнодорожных складов. Давно, Ник был тогда совсем мальчишка. Но он узнал папку по фотографии.
– А при чем тут Ник?
– Он свидетель, что папка жив, - сказала она неожиданно громко, словно ответ предназначался не мне, а матери, - да и с какой стати ему умирать? Ведь ему только… дайте подумать, мне сейчас тридцать девять, а папке было двадцать четыре, когда я родилась, выходит, ему сейчас шестьдесят три, верно?
– Да, если к тридцати девяти прибавить двадцать четыре, выходит шестьдесят три.
– А шестьдесят три еще не старость в наше #8209;то время. Да и выглядел он молодо не по возрасту. Он и нырял, и танцевал до упаду, а уж какой подвижный был - передать не могу, - говорила она.
– На колене меня качал.
Видно, она повторяла эти фразы с детства. Поток воспоминаний нахлынул на нее и - хотела она того или нет - тащил по подземным руслам и грозным стремнинам.
– Я разыщу папку, - сказала она.
– Живого или мертвого. Если он жив, я буду ему стряпать, хозяйство вести, а уж счастливая буду, как никогда. А если умер, разыщу его могилу - и знаете что сделаю?
– заберусь туда к нему и успокоюсь вечным сном.
Она села в машину, свернула на юг, к бульвару, и исчезла из виду. Наверное, надо было за ней поехать. Но я не поехал.
Глава 12
Я постучал в дверь; вскоре над порогом оштукатуренного коттеджа зажегся фонарь, потом дверь приоткрыли, не снимая цепочки, и из узкой щели выглянула седеющая блондинка. Лицо ее было суровым: наверное, она ожидала увидеть дочь. Видно было, что она все еще настроена воинственно.
– Что вам нужно?
– Я только что говорил с вашим отцом, - сказал я, - относительно кольта, купленного им в сорок первом году.