Уходить или не уходить? Никогда — ни в школе, ни в комсомоле — не числилась она в активистках, делала лишь то, что делали другие, не любила вырываться вперед. Если возникала дилемма — сказать или не сказать, пойти или не пойти, сделать или не сделать, Таня предпочитала не сказать, не пойти, не сделать. Она принадлежала не к тем, кто ведет, а к тем, кого ведут, и теперь, когда настала решительная минута, она не то чтобы решила не идти в странство, а скорее не решалась идти…

И никуда бы не пошла, кончила бы школу, стала бы учиться дальше, поступила бы на работу, и ничего бы с ней не произошло, если бы те, кто охотился за этой перепелкой, оставили ее в покое. Но бог, как говорили ее новые знакомые, а на самом деле темный и злобный фанатизм не позволял этим охотникам за человеческими душами снять расставленные силки. Кто первым схватил ее за руку, тот и повел…

«В чем я больше всего нуждаюсь? — думала о себе Таня и себе же отвечала: — В справедливости».

А жизнь вокруг нее несправедлива. Когда-то обидели ее маму. Беспечно, бездумно, безжалостно. А вместе с мамой обидели Таню. Мама бежала от пересудов в Москву. Всю жизнь работает не покладая рук. А хоть чем-нибудь вознаградила ее судьба? Всю жизнь одна и одна. Да и бабушка Дуся, уж до чего добрая была женщина, а что хорошего видела в жизни?

Один Юра показался ей каким-то особенным. А он не лучше других. Хорошо, что она вовремя опомнилась. Иначе ей пришлось бы вести такую же безрадостную жизнь, на какую были обречены и мама, и бабушка Дуся, и все женщины, которых она знает.

Никому до нее нет дела. Маме нужно, чтобы о Тане не говорили плохого. Учителям, чтобы она не получала двоек. Подругам, чтобы она ничем не отличалась от них. Да у нее и не было никогда настоящих подруг.

А теперь появились какие-то неведомые люди, которые зовут ее в иной мир, где правда, любовь и справедливость. Они не скрывают, что путь в этот мир мучителен и труден, но Таня не боится страданий…

И едва Таня села у окна и раскрыла «Преступление и наказание», роман писателя Достоевского, который ей давно советовали прочесть и который она недавно взяла в библиотеке, как раздался звонок.

Таня открыла дверь и увидела Зинаиду Васильевну. Та выглядела весьма встревоженной и повергла Таню в немалое смущение.

— Что ж не идешь? Нас ждут…

Она засыпала свою подопечную вопросами и смутила ее еще больше. И Таня, вместо того чтобы ответить, что ничего еще не решила, торопливо принялась собираться.

— А у вас ничего, — сказала гостья, оглядываясь. — Думала, беднее живете.

— А что брать?

— Самое необходимое. Вот халат захвати.

— Это мамин.

— Все равно бери, сгодится наставнице.

— Какой наставнице?

— Твоей.

— А кто моя наставница?

— Мать Раиса.

— Боюсь я ее…

— А ты думала, все отец Елпидифор будет гладить тебя по головке?

Но Таня не послушалась, не взяла халат, не хотела обижать маму.

— А мать ты подготовила?

— Написала, что уезжаю на целину.

Действительно, еще накануне, сидя рядом с матерью за столом, Таня написала ей письмо, что уезжает на целину, в совхоз, хочет самостоятельно попробовать свои силы…

Письмо лежало у Тани в портфеле, и сейчас, перед уходом, она собиралась выложить его на стол.

— А деньги у тебя есть?

— Нет.

— А дома есть?

— Есть сколько-то.

— Возьми, а то мать не поверит, без денег далеко не уедешь.

Таня выдвинула ящик комода, деньги всегда лежали в одном месте.

Зинаида Васильевна заглянула одновременно с Таней:

— Сколько?

— Рублей сорок…

— Бери, а то не поверят, что уехала. Все бери.

— Я хотела маме оставить…

— Обойдется…

Таня достала деньги. Зинаида Васильевна тут же их отобрала.

— Сама передам… — Она не сказала кому.

Таня сложила пальто, платьица, белье, чулки…

— Документы не забудь, — напомнила Зинаида Васильевна. — Все, какие есть. Не оставляй ничего.

Паспорт, членские билеты ДОСОМ, ДОСААФ, комсомольский билет… Таня оглянулась. Зинаида Васильевна увязывала одежду в узелок. Нет, комсомольский билет Таня взять не решилась. Оглянулась еще раз. Подошла к этажерке с книгами, вытянула первую попавшуюся книжку, положила билет меж страниц, поставила книжку на место.

— Взяла документы? Крестись, и идем…

Обе перекрестились. Таня окинула комнату прощальным взглядом — ей захотелось заплакать, броситься на мамину кровать, — закрыла глаза, отвернулась и… ушла в странство.

Таня догадывалась, куда они едут, в автобусе добрались до Бескудникова, прошли в заросший репейником переулок, очутились у знакомого особнячка.

Встретил их истошный собачий лай…

В палисаднике скалил зубы привязанный к забору свирепый боксер с такой страшной мордой, что любой прохожий невольно остановился бы на почтительном расстоянии от забора.