К 7 июля большинство подразделений отряда сосредоточилось в районе железнодорожной станции Проскуров. Предполагалось из Проскурова отряд перебросить железнодорожным транспортом через Староконстантинов на Казатин. Однако к этому времени немцы подошли к Бердичеву. Находившийся в Проскурове начальник штаба Украинского пограничного округа полковник Рогатин изменил первоначальный план и приказал отходить через Жмеринку, Винницу и Казатин до города Сквиры. Те, кто успел погрузиться в эшелоны, направлялись туда по железной дороге, другие, главным образом штаб отряда и штабные подразделения, перебрасывались автотранспортом. Отдельные заставы, для которых машин не хватило, шли в пункт сосредоточения проселочными дорогами.

К Проскурову мы подошли поздно вечером после очередной бомбежки. Железнодорожные пути были до отказа забиты переполненными воинскими эшелонами. Люди сидели на подножках, в тамбурах, на крышах вагонов. Остановив пограничников у станции, я со связными стал пробираться через железнодорожные пути. С трудом отыскал эшелон с пограничниками. Там увидел капитана Щербакова.

– Ну как, прибыли?
– не дав мне доложить, спросил комендант.
– Все в порядке?

– Так точно, - отозвался я и добавил: - Только вот повозка вышла из строя да тяжеловато нести пулемет на себе. Еще с десяток человек потерли ноги. Кроме того, с нами две матковские учительницы. В общем человек пятнадцать, как говорят, небоеспособных.

Не знаю, как Гавриил Иванович относился к другим начальникам застав, но ко мне - с большим доверием и отцовской добротой. Хоть и непродолжительна была наша совместная служба - Щербаков принял комендатуру лишь в начале 1941 года, - я верил в него, его командирский талант, спокойствие, рассудительность. Между нами было полное взаимопонимание. Вот и тогда комендант понял, что напрасно жаловаться я бы не стал.

– Давайте сюда тех, кому трудно идти, да побыстрей, а с остальными следуйте через Староконстантинов в Сквиру.

Я перебежал полотно железной дороги и быстро собрал людей, которых надо было отправить с эшелоном. Политрук Скляр повел их на станцию.

– Оставайся с ними!
– крикнул я Максиму вслед.

Двинулись в путь и мы. Незаметно отмерили километров десять, возможно, больше. Неожиданно колонна остановилась.

– Начальника в голову!
– передали по рядам.

Поперек дороги стоял мотоцикл с коляской, а возле прохаживались три человека. Один из патрульных, очевидно старший, нетерпеливо спросил:

– Ну где он, ваш начальник?

Я представился.

– В Староконстантинов нельзя - там немцы, - сказал он, - направляйтесь в Казатин.

– А как туда попасть?

– Возвращайтесь назад, доберетесь до Хмельника, а там спросите.

Чтобы сократить путь, мы свернули с дороги на гороховое поле и взяли нужный азимут по компасу. Так шли около часу, пока не оказались на каком-то проселке. Двигаться дальше было рискованно. Компас компасом, а кто мог сказать, где сейчас противник. Да и люди устали, буквально засыпали на ходу. И я решил переждать ночь в поле. Выставили часовых, и вскоре все заснули мертвецким сном. Только мне не спалось. Лежа на спине, я всматривался в усеянное звездами почти дегтярное небо и размышлял о том, как далеко мы оказались от границы не по-своей воле. Не прошло и получаса, как послышался знакомый гул немецких бомбардировщиков. Над Проскуровом повисли спущенные с самолетов парашюты с осветительными ракетами. Захлопали зенитки. Но их слабый звук заглушили бомбовые разрывы. К небу вскинулись огненные столбы. Все вокруг осветилось слабым сумеречным светом. Ухающие глухие раскаты доносились довольно долго. Под этот гул я незаметно уснул.

Проснувшись, понял, что давно рассвело. Стояла поразительная тишина. Пограничники лежали неподвижно, даже часовые уткнулись лицом в землю. Неприятный холодок кольнул сердце: неужели что-то случилось? Я стал тормошить Вершинина, который ближе всех лежал ко мне/ Михаил что-то пробормотал и тяжело разомкнул веки У меня отлегло от сердца: подкосила людей усталость.

Нужно скорее уходить с открытого места, не дай бог налетят самолеты. Но кони с трудом становятся на ноги. Вершинин делает соломенные жгуты, и кавалеристы начинают растирать мускулы наших лошадей.

Проселок вывел нас к берегу тихой, заросшей осокой речки. По ней мы добрались до города Хмельника - зеленого курортного местечка. Здесь располагался какой-то армейский штаб. На одной из улиц нас задержали и, спросив, как мы тут оказались, посоветовали убраться поскорее. Кроме полевого караула, войск в Хмельнике не было.

Где-то на полпути к Казатину, идя вдалеке от основных дорог, мы набрели на тихое село. Я решил дать отдохнуть людям. Жители радушно встретили нас: накормили, напоили, а женщины принялись стирать белье и портянки. Впервые после отхода от границы я прикоснулся бритвой к лицу и сбрил уже довольно сильно отросшую бороду. К вечеру председатель колхоза, пятидесятилетний крепкий мужчина, распорядился забить барана. Прямо под деревьями были накрыты столы. Нас угощали мясом, жареной картошкой, квасом, молоком, ряженкой. Вместе с нами за столом сидели старики, женщины, дети. Всех интересовало, как дела на фронте, где немцы. Мы отвечали, что идем от самой границы, что делается в мире, не знаем, вчера немцы были в Староконстантинове и Бердичеве, в Хмельнике пока наши.

– А как, пустят германца дальше?
– спросил совсем древний старик.
– И много там наших супротив него?

Ответил председатель колхоза. Он сказал, что немцев мы били еще в 1918 году и если они придут сюда, то пойдем партизанить, как и тогда, в революцию.

Поздним вечером мы покинули наше пристанище и всю ночь шли то полем, то дорогой, то оврагами, пока наконец не увидели очертания города. По всей окраине его тянулись траншеи. Тут же были установлены орудия. Кое-где зарытые в землю по башню виднелись танки. Перед нами был Казатин. Нас остановили патрульные и, проверив документы, рассказали, как добраться до Сквиры.