Шрифт:
Мне нужно было побыть одному, чтобы переварить полученную неожиданную информацию. Дело это принимало совершенно иной, непонятный оборот. Из того, что я услышал, вырисовывались две не похожие друг на друга версии. Первая: Крутько был дома один, когда в дверь ему позвонили. Услышав знакомый женский голос, он открывает дверь, после чего получает в лоб. Женщина достает монеты и получает по лбу от своего сообщника. Могло быть так? Вполне. Но могло быть и иначе: звонок в дверь, Крутько лежит в постели с любовницей. Но на знакомый женский голос он все же открывает дверь и опять-таки получает дубиной. Потом таким же образом убийца расправляется с высунувшейся из спальни женщиной. А могло быть и так. Любовница Крутько, заранее договорившись с убийцей, проделывает старый и испытанный ход. Девочка заранее приходит к нумизмату, проводит с ним несколько приятных часов, а потом, слыша условный стук, впускает сообщника. Тот, сделав свое дело, решает, что лишний свидетель ему не нужен. Так и появляется раздетый женский труп. Три варианта. И если бы не моя тупость, один из них можно было бы отбросить хоть сейчас. Но, чтобы ознакомиться с протоколом осмотра и заключениями судмедэкспертизы, оказывается, господин Гончаров, нужен недюжинный ум.
– Вот, Константин, принес. Пирожки, колбаса, помидоры и шнапс. Все правильно?
– Неправильно.
– Почему?
– обиделся информатор.
– Потому что та девка, которая назвалась птичкой, была одна, и она была любовницей твоего соседа. А убийца пришел позже.
– Вот уж нет. В двенадцать ночи, когда я ходил за пузырем, в дверь Крутько стучалась размалеванная девка, а наутро ее выносили мертвой. Я ее узнал. А в два часа ему звонила другая. После того как он ее впустил, все и началось.
– Что началось?
– Ну, стук, удары, падение мебели. Все, что бывает в таких случаях.
– Чего ж ты в милицию не позвонил?
– Телефона у меня нет. А утром позвонил. Из автомата.
– Как они уходили, ты слышал?
– Да, я под самой дверью стоял. Ушли они часа в три. Тихо прикрыли дверь и на цыпочках спустились вниз.
– Их было двое?
– Не меньше, они шептались.
– Чего ж сразу не сообщил о случившемся?
– Боялся...
– Куда они пошли, на чем уехали, как были одеты?
– Э-э, да ты, кажется, не безработный мент, а функционирующий? Спасибо за компанию, я пошел, и тебе я ничего не говорил. Тем более я действительно ничего не видел. В подъезде свет не горел. А окна моей квартиры выходят на улицу. Могу сказать, что на улице никто не появлялся, значит, они ушли через двор. Вот все, что я знал. И больше ко мне не цепляйся.
– И на том спасибо. Пузырь дарю тебе. Ты меня не видел, я тебя не слышал!
Ухов стоял на обочине, презрительно разглядывая тщедушных гаишников с автоматами.
– Привет, Ухов, - окликнул я его, выбираясь из "тачки", - тебя как зовут, а то Ухов да Ухов?
– А меня все так зовут, проще, имя-то не выговоришь, Максимилиан.
– Значит, просто Макс. Ну вот, оделся ты подобающе, вроде как на прогулку.
Он смущенно посмотрел на свои белые в обтяжку джинсы и трикотажную светлую майку. По-моему, он перестарался. Где в таком наряде можно спрятать пистолет и дубинку?
– Отлично, Макс, а оружие ты, конечно, оставил дома?
– Да нет, здесь оно, в машине, я подумал, вдруг понадобится "тачка".
– Ты хорошо подумал, но где же она?
– Тут, в кусточках, заныкал.
– Отлично. Спецоборудование, мигалки, надписи, все в порядке?
– Да нет, она собственная.
– Иногда думаешь, что человек беспробудно глуп, а он оказывается Эйнштейном. Это плохо, но когда наоборот, еще хуже.
– О чем вы, Константин Иванович? У меня сразу сложилось о вас наилучшее мнение.
– Да вот и я о том же. Но вперед, Ухов, нам предстоят грандиозные бои.
– С кем?
– С проститутками.
– Это мы уважаем.
Дойдя до уховской "шестерки", я скинул чужой малиновый пиджак, а Макс накинул куртку со всей причитающейся начинкой. Связку ключей бросил под сиденье. "На всякий случай, - пояснил он, - а гаишники предупреждены".
Потихоньку, стараясь не особо шуметь, мы вышли на Галкину берлогу. Отсюда был отлично виден весь сексодром, но пока что он был пуст, если не считать пяти-шести мужиков, что возились возле трех катеров, и одного возле открытого капота "Нивы". Вот он-то и привлек мое внимание в первую голову: во-первых, огромным ростом и мощным телосложением, а во-вторых, хозяйским видом, с которым он передвигался по территории. Если меня не подводил нюх, это и был садист и сексуальный маньяк Жорик. Жорик, который, возможно, видел, на какой машине уехал Гена Длинный.
– Макс, ты можешь не заснуть в этой конуре?
– Какие вопросы, шеф.
– Отлично. Ты видишь того типа возле "Нивы"?
– Абсолютно. Неприятный тип.
– Неприятный и злой. А когда ему ампутировали одну очень нужную конечность, стал вообще свирепым. Так вот, Макс, мне нужно с ним решить пару серьезных вопросов, ты уж посматривай, если что... Но учти, говорят, он вооружен.
– Я тоже! И тоже бываю сердит.
– Стреляй только в самой невкусной ситуации, когда другого выхода нет, и только по ногам. Он нужен живой. А если я начну мочиться, немедленно спускайся к нам. Возможно, придется его вязать. Один я с ним не справлюсь.