– Похвально! Видимо, вы хороший спортсмен, если даже неапробированный внушенный оптимайзинг увеличил ваши природные дарования до почти абсолютного владения телом. В пределах неэкстрасенсорных возможностей, конечно.

– Зачем это вам? – глухо спросил Ратибор, не поднимая головы, собираясь с новыми силами.

– Что именно?

– Этот прессинг: угрозы, нападения, диверсионные акты, попытки помешать строительству Т-конуса. Если человечество решит его включить, помешать этому вы все равно не сможете.

– Весьма спорное высказывание. Мы все рассчитываем с абсолютной точностью, ошибки исключены, я имею в виду те ошибки, на которые рассчитываете вы, принимая нас равными себе психологически и нравственно. Это неверная позиция. Но вы натолкнули меня на мысль, и я передумал убивать вас сегодня. Из чувства осторожности, а не жалости. Сообщите всем, от кого это зависит: мы не слепые террористы и не слуги Конструктора, мы его партнеры и никогда не встали бы на путь вмешательства в вашу деятельность, не прими вы решения, угрожающего жизни нашего партнера. Комиссар Железовский не прав, считая нас людьми, но и председатель СЭКОНа Боянова не совсем права, отрицая в нас человеческие качества, ведь уживались же мы с вами сто с лишним лет.

– Объявите свою доктрину всем людям, уверен, результат будет в вашу пользу и без силового давления.

Батиевский покачал головой:

– К сожалению, мы знаем результат всепланетного обсуждения, и он не в нашу пользу: все хотят жить, а большинство хотят жить, практически не думая. Ведь это очень тяжело – думать.

В бесстрастном голосе К-мигранта почудились Ратибору нотки горечи, сожаления.

Оператор «Шторма» выпрямился:

– Вы что же, знаете будущее? Результат референдума еще никому не известен.

– Достаточно и того, что он известен нам. Предупредите всех, мы не остановимся ни перед чем, если вы не найдете другого решения возникшего конфликта.

– Другого решения нет: если Конструктора не остановить, от Солнца и планет не останется ничего!

– Он остановится сам, не мешайте ему. Прощайте, мастер… пока. Мы ждем.

Батиевский исчез. Вот он стоял перед Ратибором, а вот его уже нет, вернее, он уже в прихожей.

– Но мы не одни, – тихо проговорил Ратибор, шагнув следом. – Чужане тоже знают о Конструкторе и готовят ему встречу. А их «перевертыш» вы вряд ли сможете убрать с пути Конструктора.

– Время покажет, – донесся ответ.

Дверь открылась и закрылась, хозяин остался один. Но ненадолго, на минуту. Кто-то снова вошел без звонка, вернее, вбежал, заглянул на кухню и ворвался в гостиную. Это был Габриэль Грехов собственной персоной.

Увидев стоявшего в напряженной позе Ратибора, он кивнул, словно и не ожидал увидеть иного:

– Ушел?

– Только что.

– Очень трудно рассчитывать их появления с точностью до минуты. Слава богу, что и на этот раз обошлось. Я гляжу, ты заговоренный, юноша. Но в третий раз они шутить не станут и состязаться с тобой в ловкости и знании приемов рукопашного боя тоже. За то, что прошел ускоренный вариант оптимайзинга, хвалю, хотя у Аристарха, наверное, будет другое мнение, и все же последуй его совету, носи пси-экран. Ты пока не интрасенс, а всего лишь зародыш интрасенса, и с К-мигрантами без техники тебе не совладать.

– Они… – начал Ратибор.

– Знаю. Они во многом правы. Конструктор – не просто их партнер, это еще и великий символ инакомышления, символ вечно непостижимого, бесконечно сложного, символ веры в иные возможности, в существование непознанной жизни, в реальность выхода за рамки привычных представлений, а веру убивать нельзя! Охотник убивает не птицу, он убивает полет!

«А каков ваш символ веры?» – хотел спросить Ратибор, но удержался. И тем не менее Грехов услышал его мысль. Улыбнулся сквозь свою обычную хмурую неприветливость:

– Символ моей веры прост: завтра я буду знать! До связи, опер. Будь здоров. Кажется, к тебе еще один гость, принимай.

Дверь распахнулась, и в гостиную, стремительно пролетев пространство прихожей, ворвалась Настя. Круто затормозила, но не смутилась под взглядами мужчин.

– Порядок, – сказал Грехов, похлопал Ратибора по плечу и вышел, не глядя на девушку. Но, как ни был утомлен и ошарашен визитами Ратибор, он все же смог уловить мгновенную молнию – беззвучный толчок в голову – пси-обмена Анастасии и Грехова. Ему даже показалось – он понял, что спросил проконсул и что ответила Настя.

– Иди, иди, – пробормотал он негромко. – Я слышал, он будет ждать тебя.

Анастасия вскинула голову, отдышалась после бега, сквозь прищур век разглядывая Ратибора и прислушиваясь к чему-то. Потом сказала коротко:

– Я останусь.

– Иди, я не нуждаюсь в няньках, да и Грехов твой будет сердиться. Зачем тебе эти компромиссы?

Глаза девушки потемнели:

– Дерзишь, мастер, ты не прав. Не старайся разозлить меня или обидеть, сам пожалеешь потом.

– Пожалею, но делить тебя ни с кем не хочу! И не буду! Иди, он же сказал, что будет ждать. К тому же он экзосенс, а я нормальный человек, не лишенный самолюбия.