Анастасия вдруг словно погасла, лицо ее стало безжизненным, бледным, измученным.

– Оказывается, ты можешь быть жестоким, мастер, но это не красит мужчину, я имею в виду сильного мужчину. Что ты знаешь о Габриэле? За что ты его невзлюбил? Знаешь ли ты, сколько пришлось пережить этому человеку? Он четырежды умирал и воскресал, на нем живого места нет! Все его друзья или погибли, или уже умерли, жена, поняв, что стареет, а он нет, разбилась, направив «Скорую» в лоб грузовому нефу, сын погиб в экспедиции к Чужой… – Голос Насти пресекся, и она закончила шепотом: – Он одинок, понимаешь? Одинок, как не бывает одиноким ни один человек! – Она повернулась и вышла из гостиной.

Ратибор опомнился, спотыкаясь, догнал ее у двери, сказал в спину глухо:

– Прости…

Анастасия замерла, оглянулась через плечо.

– Прости, Стася… – Он покачнулся. – Я дурак…

Позже, через час, они лежали, утомленные, переживая то новое, что протянулось между ними, кроме влечения и жажды любви и ласки; нить пси-обмена была еще тонка и не всегда работала в обе стороны – Ратибор «слышал» Настю хуже, чем она его, и все же он теперь знал, что становится намного богаче. Правда, совсем обходиться без слов в общении с ней он еще не мог.

– Я собрался звонить тебе… когда пришел незваный гость.

– Кто именно?

– Батиевский. Честно говоря, он мне чем-то симпатичен, серьезный мужик и умный. Жаль, что он К-мигрант.

– Жаль, – вздохнула Анастасия, нашла в темноте его волосы, взъерошила, погладила по щеке. – У тебя странное имя – Ратибор, твердое и воинственное, от слов «рать» и «борьба», его не сократишь, не сделаешь уменьшительно-ласкательным. Ты представляешь редкий тип людей, которым нельзя дать другое имя. Не могу вообразить тебя Аристархом. – Она тихо засмеялась. – Аристарх Берестов. Или Сидор.

– Угу, – промычал он. – Имя у меня, как медаль чеканного серебра, не то что у твоего бессмертного Грехова – Габриэль. Ри, Эль… несерьезно.

Девушка вздохнула, снова провела теплой ладонью по его щеке:

– Не сердись, мастер, но Габриэль… он очень серьезный, суровый и сильный человек, может быть, слишком сильный, и все же кому-то надо быть с ним рядом.

– Я понял. – Ратибор напрягся, собираясь встать, но рука Анастасии удержала его.

– Ничего ты не понял. Все очень непросто, неоднозначно… и мне надо привыкнуть… к тебе, к твоему упрямству. Если захочешь, разберешься, только постарайся быть терпеливым и не делать мне больно, как сегодня. Слишком многое нам предстоит пережить, впереди такие испытания, что дай бог тебе не сломаться!

– Ты говоришь так, словно знаешь мою судьбу.

– Знает Габриэль.

– А ты?

– Я нет.

– Ты серьезно? Грехов знает? – Ратибор недоверчиво засмеялся. – Так он что, в самом деле ясновидец?

– Не смейся, – тихо проговорила Анастасия таким тоном, что в воздухе повеяло холодом. – Он способен видеть… будущее. Не во всех деталях, конечно, но способен. И еще ни разу не ошибся. По С-классификации он «супер», а может, и еще выше, что не предусмотрено классификатором.

Ратибор не очень удивился сообщению, просто не до конца поверил, но ему стало неприятно и неуютно, словно он оказался персонажем кукольного спектакля, вынужденным жить под безжалостным слепящим светом рампы, судьба которого известна зрителю заранее.

– Значит, он знает… колдун… интересно… но если знает, черт возьми, какого рожна постоянно вмешивается, предупреждает об опасности? Может быть, я его дальний родственник?

Анастасия убрала руку, отодвинулась:

– Ты невыносим, как… как твой Железовский!

– А он-то при чем? – оторопел Ратибор, приподнимаясь на локте.

– Я же все о тебе знаю, мастер, даже то, о чем ты не догадываешься, и… и давай переведем разговор на другую тему.

– При чем здесь Железовский?

Настя помолчала, перебирая свои волосы, потом сказала печально:

– Аристарх уже полвека безнадежно влюблен в Забаву Боянову.

– Ну и что тут удивительного? А она?

– Она… Забава до сих пор любит своего мужа, погибшего тоже около полувека назад.

И Ратибор понял: Анастасия знает о Карелии, а также знает и о том, что он не забыл ее до сих пор…

Результат референдума, как и предсказывал К-мигрант Батиевский (предсказывал ли? Может, все-таки на самом деле знал?), оказался не в пользу Конструктора. Конфликт и не мог быть решен иначе, о чем давно предупреждали ученые-социологи, специалисты по конфликтным ситуациям, которые основывали свои выводы на богатейшем опыте Института согласия и на теории коллективных решений. И Совету безопасности стало ясно, что возник новый конфликт между человечеством в целом и горсткой К-диверсантов, отстаивающих всеми доступными средствами право на существование партнера, давшего им жизнь после смерти. Ясно было и другое: конфликт должен найти приемлемое для обеих сторон решение, ибо в противном случае обе стороны могут оказаться перед фактом обоюдного уничтожения: К-диверсанты – в открытом бою с защитной системой человечества, выдержать который они не смогли бы, человечество – в результате фазовой перестройки вакуума (такая возможность не исключалась) при «проявлении» Конструктора из «пули» Большого Выстрела.

Сразу же после объявления результатов голосования Совет безопасности собрался в полном составе в старинном здании ООН, признал несостоятельными доводы К-мигрантов о том, что они знают о благополучных «родах» Конструктора, и выработал стратегию одного из субъектов конфликта, а именно – человека: пока крупнейшие социологические институты Земли будут искать кооперативное решение, способное удовлетворить обоих участников конфликтной ситуации, службе безопасности, спасателям и пограничникам, используя закон предела допустимой обороны, принять необходимые меры для защиты всего привлеченного контингента и предотвращения открытого столкновения между ними и К-диверсантами.