А я, тем временем, разрезала путы на прочих.

Глинский, не теряя времени, схватил свой кодак и защелкал затвором. Девушки, освобожденные от веревок, побежали к своей одежде и неизвестно, от чего они больше спасались - от разбойников или от фотоаппарата Глинского.

– Хватит, отпустите, мы только пошутили!!!

И тут голос подал Шуман.

– Пошутили?! Да я вас в порошок сотру! Да я на вас полицию натравлю! Да я...

Он заглотнул много воздуха и закашлялся. Гарвиц подскочил и стал бить его по спине, при этом уговаривая:

– Успокойтесь, господин Шуман, все в порядке, все окончилось благополучно... Никто не пострадал...

– Я требую удовлетворения за нанесенный мне моральный и физический ущерб, - вдруг сказала Галья, тряхнув волосами.

– Мы просто обязаны рассказать о том, что здесь произошло!
– вторила ей неразлучная подружка Ширли.

– Послушайте, - у "предводителя янычар" прорезался дар речи, - мы съемочная группа. Частная студия, снимаем приключенческий фильм, и просто не могли удержаться от соблазна немного подурачиться. Вообще-то, мы тоже из России, услышали русскую речь - и вот...

Я не могла дальше молчать.

– Ах, русская речь?!
– закричала я.
– Значит, если русские, так нас можно хватать, а потом продавать в гарем к султану?!

– Бог с вами, в Турции уже сто лет как нет султанов...
– попробовал оправдаться очкастый янычар. Но я не дала ему себя перебить:

– А вот это ты в суде расскажешь! Будешь нам пожизненые страховки платить! Всем!
– тут я услышала, как Рики тихонько спрашивает, о чем я, собственно говоря, кричу. Действительно, мы с янычаром общались на великом и могучем. Неужели и Рики он посчитал русской? Наследием университета "Жружбы народов", что ли? Впрочем, наша эфиопочка над этим особо не задумывалась.

– Позвольте мне...
– вдруг вмешался Элиэзер Гарвиц со своей вечно приклеенной улыбкой на устах.
– Я понимаю, с девушками поступили нехорошо, но не надо шума. Каждая из вас получит хороший подарок при возвращении домой. Наши замечательные фотокоры уже сделали прекрасные снимки...

– Кстати о снимках, - вмешался Шуман.
– Немедленно засвети пленку, на которую ты снимал весь этот бардак!

– Но...
– пытался протестовать Глинский.
– На этой пленке рекламные снимки с мороженым...

– Ничего, Блюм тоже сфотографировал. Поэтому вас двоих и взяли. На всякий случай, так сказать...

– Я протестую! Это произвол!
– заорал Глинский, но двое рабочих скрутили его и вытащили пленку из фотоаппарата.

– Я хочу свой купальник, - напомнила Рики.

– Хорошо, хорошо, - бросил Шуман.
– Принесите назад вещи девушек.

Опять маленький янычар побежал выполнять приказание. Через минуту он принес ворох переливающегося тряпья и бросил его на траву. Девушки быстро разобрали свои вещи.

– У кого еще какие-либо претензии?
– грозно спросил Шуман.
– Нет? Тогда собирайтесь и едем назад. И чтоб никто даже слова не сказал! Иначе моя репутация будет подорвана, фирма разорена, а одна из вас останется без выгодного контракта! Хорошенькая история, нечего сказать! Я уже вижу гигантские заголовки в "Едиот ахронот" и "Маарив": "Глава фирмы по производству мороженного захвачен в плен русской мафией! Мафионеры были вооружены жестяными ятаганами!" Тьфу!

Мы разместились по машинам, и когда отъезжали, я оглянулась назад. На лице "предводителя янычар" блуждала довольная улыбка. А я всю дорогу гадала: накроет Шуман киношников на пару миллионов, или заставит их бесплатно снимать рекламу своего мороженного?

x x x

На корабль мы вернулись затемно. Мне было не по себе от пережитого, от благодарности девушек и от плача Глинского по засвеченной фотопленке.

Стянув с себя одежду, я рухнула в постель, и забылась тяжелым сном. Сквозь мутную дремоту чувствовалость, как корабль покачнулся и глухо зашумели двигатели...

Меня разбудила трель сотового телефона.

– Валерия, где ты?
– голос Дениса звучал взволнованно.

– Корабль возвращается и я вместе с ним, - пробормотала я спросонья. Что-нибудь случилось? Как Даша?

Моя дочь наотрез отказалась переселяться к своей подруге, мотивируя поведение тем, что она уже большая девочка и вполне может сама за собой поухаживать. Но я вчинила Денису в обязанность каждый день звонить и проверять, чем она занимается.

– С Дарьей ничего не сделается, а вот ты находишься в сомнительной компании. Я жду-не дождусь, когда ты вернешься.