Старая папка, побуревшая от времени, все так же лежала на комоде. На ней было написано по-английски: "Дело No...". Бросив ручку в сумку, я не задумываясь сунула туда же папку и, быстро заперев дверь, спрятала ключ за счетчик. Пока я стояла, дожидаясь лифта, сквозь запертую дверь напротив ощущала на себе взгляд любопытной старухи.

Денис весь извелся, дожидаясь меня. Он мерил шагами квартиру, на диване валялись разбросанные газеты, телевизор орал что-то невыносимое. А вот посуду помыть - мужикам в голову не придет. Будет убивать время любым другим способом.

– Принесла?
– спросил он нетерпеливо.

Я кивнула и протянула портмоне. Денис мельком заглянул внутрь, схватил одежду и поспешил в ванную. Через несколько минут он вышел полностью одетый и сказал:

– Все, Лерочка, пожелай мне удачи. Я пошел.

– Интересно, куда? У тебя же нет ни шекеля!

– Ничего, долларами расплачусь с таксистом.

– А ты подумал, что это у нас в мае жарит, а там может быть холодно? Возьми, - я порылась в шкафу и достала куртку. Она была неопределенного болотного цвета и чуточку велика мне. Главное, что она не выглядела женской.
– Держи. А в аэропорт я тебя сама отвезу.

– Ну зачем, не надо!

– Надо, Федя, надо, а то потом опять влипнешь во что-нибудь. Все взял? Пошли.

Денис вышел, а я, доставая ключи из сумки, увидела папку, о которой совершенно забыла. Зайдя к Дашке в комнату, я сунула папку между ученическими кляссерами и альбомами, грудой наваленными на полке.

Когда я вышла на улицу, Денис ждал меня около машины. Мы поехали в аэропорт.

– Ты никогда не рассказывал мне о своем отце, - сказала я Денису по дороге.

– Нечего было рассказывать. Я его помню смутно, - Денис задумался. Отец умер, когда мне было четыре года, и единственное четкое воспоминание о нем - это мой день рождения. Я получил тогда великолепный подарок - две шикарные заводные машины. Совершенно одинаковые.

– А зачем две?
– заинтересовалась я.

– Я, конечно, был рад, что их было две, а не одна, но тоже не удержался и спросил. И знаешь, что он мне ответил?

– Что?

– Отец сказал: "Дениска, я знаю, ты мальчик любознательный и захочешь узнать, что у машинки внутри. Ты ее разберешь, а если не сможешь собрать, расстроишься и будешь плакать. Мама будет тебя ругать за то, что ты сломал такую дорогую машину. Так вот, чтобы этого не произошло, я дарю тебе две".

– Да, - восхитилась я, - дальновидным человеком был твой папенька. Он случайно не евреем был?

– Не-а, - засмеялся Денис, - чистокровный русак из Вологодской губернии. Высокий, под два метра ростом, очень видный мужчина.

– А как они познакомились, твои родители?

– О, это очень романтическая история! Мама была студенткой филологического факультета и проходила практику в Ленинке. Представь себе: тоненькая девушка, черные глаза, длинная пышная коса. А папа как увидел ее, сразу забыл, зачем он пришел в библиотеку. Да и разница в возрасте - ей восемнадцать, ему сорок два. Кстати, он был тогда женат.

– Ты говорил, что он работал в органах. Это где?

– В КГБ, дошел до подполковника. Он занимался диссидентами, евреями-сионистами, в основном. И в библиотеку пришел, чтобы найти какую-то редкую книгу из спецфонда. Мама рассказывала, что когда она передала заведующей записку с названием книги, та зыркнула на нее и пошла обслуживать отца сама. А маме сказала, что не ее это дело такие книги в руках держать, не по ранжиру.

Я была заинтригована. Мы уже проехали половину пути и были где-то на подъезде к Рамле. Денис, как Шахерезада, прекратил дозволенные речи, когда я пробиралась по узким улочкам старого города между маленькими церквями арабов-христиан и лавками с товарами, выставленными чуть ли не на середину проезжей части. Когда мы наконец выбрались на трассу, он продолжил свой рассказ:

– Отцу мама понравилась с первого взгляда. Его брак был уже на износе, он подумывал развестись, но ты представляешь себе, как тогда относились к разводам? Они стали встречаться тайно. Но мама вскоре забеременела, и отец тут же подал на развод. Он не хотел, чтобы я родился вне брака. И тогда начались неприятности. Его жена и гэбэшное начальство воспротивились браку. Она даже сказала, что евреи-диссиденты, делами которых занимался отец, подсунули ему новоявленную Юдифь. Ты же знаешь эту историю про Юдифь и Олоферна?

Мне сразу вспомнилась знаменитая картина, на которой еврейская красавица с мечом, выставив изящную ножку, задумчиво глядит на отрубленную голову тирана. И я представила на месте Юдифи молодую Элеонору. Ну какова! Меня обличала, а сама-то, праведница...

– А что, нельзя было жениться на еврейках?

– Ты действительно такая наивная? Прошел шестьдесят восьмой год, танки в Чехословакии, тысячи отказников, несколько месяцев прошло после шестидневной войны. И отец, который вплотную занимался всем этим, разводится с русской женой, чтобы женится на еврейке! Естественно, от дела его отстранили, а потом и вообще уволили из КГБ. Он жутко переживал, разрывался между двумя желаниями: мама была уже на седьмом месяце, он не мог и не хотел оставить ее, но он любил свою работу. Мама рассказывала, что однажды он пришел домой совершенно пьяный, уселся на кухне и стал рыдать. Это страшно, когда рыдает здоровый, полный сил мужик! Он обнимал какую-то папку и плакал над нею, приговаривая: "Это же дело всей моей жизни, я хотел, чтобы страна богатела, а эти сволочи..."