А носильщики паланкина продолжали свой бег по темной земле.

Никакого эха от топота их ног Тит уже давно не слышал, он различал лишь разрозненные звуки ночи: какие-то небольшие животные шуршали в кустах, где-то вдалеке лаяла лисица. Время от времени Тит чувствовал, как порыв ласкового ночного ветра отбрасывает волосы с его лба.

— Далеко еще? — выкрикнул Тит. Ему казалось, что его уже целую вечность несут в паланкине. — Еще далеко? — снова спросил он громко, но никакого ответа не получил.

Носильщики были полностью сосредоточены на своей задаче — в целости и сохранности доставить свою ценную ношу в нужное место, и поэтому, пока они бежали по лесным тропинкам, по каменистым кручам с бамбуковыми шестами на плечах, они не отвечали не потому, что не хотели, а просто потому, что не слышали вопроса. Все их внимание было отдано обеспечению безопасности Тита и размеренному, гладкому, ритмичному бегу. Даже если бы Тит обратился к ним в десять раз более громким голосом, то и тогда его бы не услышали.

Но путешествие Тита в паланкине с завязанными глазами уже близилось к своему завершению. Тит этого не видел, но четыре носильщика, пробежав последнюю милю или две через сосновый лес, неожиданно выбрались на широкий открытый участок. Здесь начинался склон, заросший папоротниками, застывшими в холодном лунном свете. Место это напоминало огромный естественный амфитеатр. На первый взгляд могло показаться, что дно этой огромной чаши полностью заросло лесом, но, присмотревшись, можно было заметить неисчислимое количество крошечных точек света размером не более булавочной головки, которые вспыхивали там и сям. Можно было также увидеть что воздух над лесным амфитеатром слегка трепетал, словно движимый теплом, исходившим со дна огромной чаши, которое сообщало воздуху чуть ли не розоватый оттенок, контрастировавший с холодным сиянием луны.

Но Тит пока ничего этого не видел. Не видел он и того, что его понесли вниз по тропинке, вьющейся среди папоротников к тому месту, где росли огромные каштаны, которые не образовывали сплошного леса, как это казалось сверху, а выстроились вокруг обширного водного пространства. А дрожащие точечки были осколками лунного света, отражавшегося от воды.

Но что же вызывало свечение, напоминавшее потоки теплого воздуха? О, это Тит скоро должен узнать. Его паланкин уже двигался среди могучих каштанов, обрызганных пятнами лунного света. Пот градом катился с измученных долгой дорогой носильщиков, застилал им глаза. Но они уверенно продолжали свое движение по берегу озера.

Если бы не шарф на глазах, Тит увидел бы слева от себя более сотни лошадей, привязанных к нижним ветвям деревьев. Сбруя, уздечки и седла были развешены на крепких ветвях чуть повыше. Там и сям лунные лучи, пробивавшиеся сквозь листву, выхватывали из темноты ярко вспыхивавший металл стремян, матово отсвечивала кожа седел. Чуть подальше, там, где расступались деревья, стояли выстроившиеся в ряды, словно для обозрения, кареты, повозки и двуколки самых разнообразных размеров и видов. Здесь яркому лунному свету ничто не мешало освещать их, так что можно было даже различить мельчайшие детали и цвета карет и повозок. Спицы колес были обвиты ветвями и листьями молодых деревьев, ступицы — скрыты подсолнухами. Кареты, повозки и двуколки прибыли на место уже несколько часов назад. Но пока всего этого мальчик не видел, так же как и многого другого, что было сделано в соответствии с древней традицией, смысл и значение большинства приготовлений были давно позабыты или начисто утеряны.

Носильщики замедлили свой бег, и Тит, ухватившись покрепче за края плетенного кресла, наклонился вперед и выкрикнул:

— Где мы находимся? Долго еще мне здесь сидеть? Почему вы не отвечаете?

И его по-прежнему окружала тишина, давившая на барабанные перепонки. Но в этой тишине появилось уже другое качество, в ней чувствовалось присутствие людей, какого-то движения. Это была живая настороженная тишина.

Носильщики наконец остановились, и почти тотчас в неожиданно наступившей неподвижности Тит услышал приближающиеся шаги. Чей-то голос сказал:

— Ваша светлость Тит, я приветствую вас и от имени вашей матери вашей сестры и всех тут собравшихся поздравляю вас с Днем Рождения. Мы надеемся, что все, приготовленное для того, чтобы развлечь вас доставит вам удовольствие, и что скука, которую вам пришлось испытать во время долгого путешествия сюда и во время вашего пребывания в одиночестве в Детской Комнате, стоила того, чтобы ее претерпеть. Иными словами, ваша светлость, ваша мать Графиня Гертруда, ее милость Фуксия и все ваши подданные, все мы надеемся, что завершение вашего дня рождения принесет вам много радости.

— Спасибо. А теперь я хочу, чтобы меня сняли отсюда.

— Сию минуту, ваша светлость, — сказал тот же голос.

— И я хочу, чтобы с меня наконец сняли этот шарф.

— Сию минуту, ваша светлость. Сюда идет ваша сестра Фуксия. Она снимет повязку с ваших глаз, как только приведет вас на южную трибуну.

— Фуксия! — громко и беспокойно позвал Тит. — Фуксия! Где ты?

— Я здесь! Я уже рядом! Поддержите же его! Да, да, вы! Он же ничего не видит! Подведите его ко мне! Так! Ой, Тит! — Фуксия, задыхаясь, как после быстрого бега, крепко обняла брата. — Теперь уже совсем недолго терпеть! О, как все замечательно! Как замечательно! Так же замечательно, как и тогда, когда это все было устроено для меня! Только еще лучше! Потому что погода лучше! Ни ветра нет, ни облаков, и вон какая луна светит в небе!