Дотащил до крыльца барака и, обмякшего, словно мешок, вбросил Небольсина в бокс "тридцатки". За спиною звонко лязгнули запоры, и поручик Эллен спокойно сказал:

– Садитесь, дорогой Аркадий. Вот вы и - дома... Небольсин рухнул грудью на стол, разрыдался. От боли, стыда и отчаяния.

– Какие скоты...
– говорил он.
– А этот мерзавец... убью!

Эллен поднес к его лицу стакан. Небольсин жадно выглотал до дна, как воду. И только потом понял, что это была водка.

– Легче?
– спросил Эллен.

– Спасибо. Отлегло...

– Все мы, - заговорил Небольсин потом, - так или иначе, каждый по-своему, но ждали революцию. Романовы - вырожденцы! Я же видел, какая мочка уха у Николая Романова, - он явный вырожденец. Она, эта династия, уже ничего не могла дать народу. И вот революция пришла. А меня... какой-то спекулянт... меня, честного русского инженера...

Он не выдержал - снова заплакал.

– Еще?
– спросил Эллен, берясь за графин.

– Нет. Спасибо. Не нужно. Это пройдет...

– Это никогда не пройдет, Аркадий Константинович, внушительно ответил Эллен, маятником двигаясь по боксу.
– Казалось бы, с образованием нового правительства можно и поставить точку; но точка переделана в запятую... большевиками, и продолжение революции следует. И никто не думает об отечестве. Все, как помешанные, орут только о свободе. А у нас, на Мурмане, и того проще: отсутствие дисциплины принимают за революцию... Так-то вот, господин Небольсин!

Из кармана френча, пошитого в британском консулате,вынул Эллен кольт, плоский, как черепаха. Спрятал в стол.

– Кто в Совжелдоре?
– спросил его Небольсин.

– А вас интересует политическая окраска или?..

– Да.

– Совжедцор поделили правые эсеры и меньшевики.

– Мне тоже рекомендовали.

– Кто?

– Лейтенант Басалаго.

– Напрасно отказались, - заметил Эллен с умом.
– Рабочие были бы довольны, видя в составе Совжелдора вас, а не Каратыгина...

Несколько дней мучился потом Небольсин, бессильный от неудовлетворенного мщения. И наконец нашел выход. Запросил в бухгалтерии конторы всю калькуляцию на поставку продуктов и товаров, проделанную Каратыгиным. Уличить мерзавца в воровстве было совсем нетрудно. Каратыгин умудрялся посылать на разъезды бочки с кислой капустой, в которых лежали... мокрые тряпки, пересыпанные вшами, погибшими в огуречном рассоле.

С этим Небольсин и навестил начальника гражданской части на Мурмане Брамсона, который разместился под боком у капитана первого ранга Короткова.

– Посмотрим, - сказал Брамсон и заточил карандаш, как шило; вчитался в доношение Небольсина.

– Да, - сказал он, смигивая с кривого носа пенсне, - но все это было возможно при старом рухнувшем режиме. А сейчас, когда Каратыгин столь активно представляет северную дистанцию в Совжелдоре...

– Борис Михайлович, - придержал его Небольсин, - режим старый, режим новый. А люди на дистанции по-прежнему голодают. Совжелдор пишет воззвания, но подметки износились. А в школе на станции Тайбола (вот кстати вспомнил) совсем нет карандашей и чернил. И детишки пишут на полях старых газет.

– Хорошо, - ответил Брамсон серьезно, - я разберусь. Появился как-то в конторе прораб Павел Безменов, долго околачивался по коридорам, читая бумажки, расклеенные по стенам. Потом, улучив момент, когда в кабинете начальника никого не было, протиснулся к Небольсину, сказал:

– Доброго здравьица вам, Аркадий Константинович!

– А-а, Безменов, здоров, друг. Откуда?

– До Званки ездил.

– Что у тебя там?

– Баба.

– А у меня вот, - вздохнул Небольсин, - невеста в Питере, ты не можешь представить, какая дивная женщина Но с этой вот революцией, чтоб она горела, не могу в Питер даже на день выбраться... Тебе что?
– вдруг спросил он прораба.

Безменов поскреб в затылке, глядя на Небольсина из-под рысьего малахая узкими щелочками глаз.

– Пишут тут, - сказал.
– Занятно пишут... Хотите читануть?

– Да смотря что читать...

– Званка-то, - говорил прораб больше намеками, - недалече от Питера. Не дыра, как у нас. Вести туда доходят.

– Чего ты крутишься?
– спросил Небольсин.
– Говори дело.

– Дело тут такое. Почитайте, что большевики пишут...
– И выложил на стол газету. А в ней черным по белому было сказано, что член Совжелдора "некий г-н Каратыгин" дает взятки Брамсону ("в прошлом царскому сатрапу и прокурору, который ныне возглавляет гражданскую часть на Мурмане").

Небольсин поступил далее с горячностью, присущей большинству честных людей: с этой газетой в руках навестил Брамсона.

– Борис Михайлович, - спросил для начала любезно, - прояснилось ли что-либо с теми пройдошествами мсье Каратыгина, о коих я вам уже имел честь докладывать?

– Вы, - четко ответил Брамсон, - ошиблись в своих наветах на гражданина Каратыгина, который ныне...

Тут зашуршала газета, и палец Небольсина припечатал прискорбное место в колонке строк, где большевики говорили о взятках, которые берет Брамсон.