Шрифт:
– Воспользоваться?
– Удовлетвориться. Возможно, придётся пустить в ход иную дипломатию, сыграть на самолюбии, вседозволенности или жёсткой конкуренции со стороны других любителей наживы.
– Мы должны быть красноречивы?
– И чертовски убедительны. Говорить будет он, а может быть, и я, твоя же задача – ловить негативные тенденции, нюансы и оговорки. Нас не должны застать врасплох.
– Не застанут, – усмехнулся Данилин.
Катер заворчал моторами, сдал назад, развернулся, закачался на лёгких волнах.
– Ложись спать, – предложил Диомид Аполлинариевич, – глянув на часы.
– Я выспался в самолёте, – признался Данилин.
– Тогда разбудишь, когда захочешь отдохнуть.
– Хорошо. Кстати, вспомнил, где тебе довелось носить бурнус?
– В Испании.
Данилин с любопытством посмотрел на витязя, и тот добавил:
– В настоящее время это уже не та Испания, что была лет десять назад, теперь она называется Арабское Королевство Испания. Испанцев там всего сорок процентов, остальные – выходцы из Азии и Африки.
Бран улёгся на диване и мгновенно уснул.
Данилин выключил свет в каюте, присел за столик, глядя в иллюминатор.
Судя по прекращению боковой качки, катер выбрался из лагуны и удалился от берега, увеличил скорость.
В каюте возник Даар, оценил тишину и отсутствие света, сел напротив.
– Утром будем на месте. Советую прилечь.
– Негде.
– Там, за шкафчиком, дверь в соседнюю каюту с двумя койками.
– То-то я удивился, прикинув размеры катера, что на борту только одна каюта. Какое расстояние нас отделяет от пункта назначения?
– До Буушты триста сорок километров.
Данилин присвистнул.
– И вы собираетесь дойти до неё за шесть часов?
– «Мираж» развивает скорость свыше тридцати пяти узлов. Это очень хорошая лодка, несмотря на простоту убранства.
Сомалиец встал, подошёл к стенке каюты, что-то нажал и открыл узкую дверцу.
– Ложитесь.
– А ты?
– Я устроюсь в рубке. – Он бесшумно растворился в темноте.
Данилин покачал головой, пролез в замаскированную каюту, предназначенную скорее всего для отдыха экипажа, обнаружил две подвесные койки и растянулся на одной из них, не снимая одежды. Через минуту сон сморил и его.
Проснулся он от предчувствия беды.
Рывком поднялся, открывая глаза.
Катер не двигался, слегка покачиваясь с боку на бок.
Скрипели снасти, с палубы доносились голоса, стук, позвякивание, скрип металла о металл.
Иллюминатор казался окном в морскую синь – наступило раннее утро.
Голоса на палубе смолкли и взорвались хором.
Данилин разобрал сомалийское слово «долор» – платить, вылез из своей каюты, но Брана в первой не обнаружил. Тогда он поднялся в рубку.
До берега было далеко, не меньше пяти километров, отчего он виделся на западе волнистой жёлто-бурой полоской.
Рядом с катером покачивался на волнах другой катер, побольше «Миража», но гораздо более затрапезного вида: с облезлыми бортами, ржавыми поручнями, вмятинами и пробоинами на рубке и – крупнокалиберным пулемётом на носу. Ствол пулемёта был направлен на «Мираж», а на его станину небрежно опирался рослый европеец, судя по бледной небритой роже, в грязном военном мундире, с грязным же синим беретом, сдвинутом на ухо.
Кроме него, на палубе катера торчал негр в пятнистой куртке, в таком же берете, с автоматом под мышкой – самым настоящим «калашниковым», а из окна рубки выглядывала ухмыляющаяся чёрная рожа другого негра.
Ещё трое сомалийцев в комбезах американских морских пехотинцев, увешанные оружием, обступили на палубе «Миража» Даара и Брана в бурнусе, прячущего руки в рукавах. Негр-рулевой лежал у их ног, обхватив затылок ладонями.
Данилина заметили.
Один из пиратов (сомнений в том, что это именно пираты, не оставалось) направил на рубку автомат, поманил его на палубу.
Сомалийцы залопотали, второй из них, худой и жилистый, оттолкнул вышедшего из рубки Данилина и залез туда, юркнул вниз.
Данилина подтолкнули в спину стволом автомата, жестом велели поднять руки, сноровисто обшарили. Он спокойно сложил руки на затылке, перехватил короткий предупреждающий взгляд Брана, означающий: ждать!
Сомалийцы заговорили, размахивая перед носом Даара кулаками. Тот ответил, помогая себе энергичным жестикулированием. Вёл он себя очень адекватно, как свой, а жесты помогали держать руки открытыми, свободными, что говорило о его спецназовских навыках.