– На Московском проспекте есть одна хорошая кафешка.

– Поехали, – согласилась Аглая.

– Ник, подойди к машине, – скомандовал Буй-Тур по мобильному.

Девушка посмотрела на него вопросительно, и он добавил:

– Водителя вызываю.

Они вышли из института в толпе делегатов конференции, среди которых мелькнули Влад и Борис.

Ник уже ждал командира возле «Ауди».

– На Московский, – сказал ему Гордей. – Ужинать едем.

Оперативник бросил оценивающий взгляд на Аглаю, кивнул и сел за руль, не решившись на шутку.

– Гордей Мироныч, – заговорил в микронаушнике рации голос Уса, – к вам направляется этот наглый журналюга.

Буй-Тур оглянулся.

К машине действительно спешил Канчельскис с фотоаппаратом в руке. Он и здесь, на конференции, уже приобрёл славу скандалиста, взяв интервью у двух докладчиков и переврав их ответы в эфире радиостанции «Свободная Эстония», вещавшей на Россию.

– Еле успел, – подбежал он к Аглае, собравшейся сесть в машину; ни с ней, ни с Гордеем он не поздоровался и его мнения не спросил, можно ли поговорить с его спутницей. – Я слышал, вы выступали с темой о России, якобы она душа мира и всё такое прочее. Ответьте на несколько вопросов для газеты «Новости».

Аглая нерешительно посмотрела на Буй-Тура.

– Все ко мне, – приказал он в бусину рации на губе, шагнул к журналисту, но прервать его не успел.

Канчельскис быстро сделал два снимка Аглаи, сфотографировал машину и навёл фотоаппарат на Буй-Тура, так что тот едва успел среагировать на это, отведя объектив.

Журналист, действуя словно автомат, тут же отвернул фотоаппарат, задал вопрос:

– Правда, что ваш доклад готовила российская спецслужба, ФСБ?

– Что за чушь? – удивилась Аглая.

– Вы утверждали, что Россия является главным государством мира…

Буй-Тур наконец достал журналиста, крепко взял его под локоть, сжал пальцы так, что того перекосило.

– Господин Канчельскис. – Гордей хотел в краткой матерной форме попросить корреспондента неизвестно чьих «Новостей» удалиться, но заметил, что за ними со ступенек входа в институт наблюдает Мандель с каким-то молодым монахом в рясе, и передумал. – Господин Канчельскис, я как раз представляю ту самую спецслужбу, которой вы хотите приписать несвойственные ей функции. В связи с этим хочу предупредить: если вы и дальше будете задавать издевательские и провокационные вопросы, я привлеку вас к уголовной ответственности за клевету.

Глаза толстяка (не зря журналиста прозвали Боровом) вылезли из орбит, лицо посерело.

– Я… я… вы не имее… права…

– Я как раз имею право, – задушевно улыбнулся Буй-Тур. – Я даже имею право задержать вас на тридцать шесть часов для проверки документов и установления личности, а потом и выдворить за пределы России. Ну, как, дражайший господин щелкопёр, мы с вами договорились?

Он сжал локоть журналиста сильнее.

– Я… ой!.. да, я понятно…

– Вот и отлично. Идите пока. Услышу вас в эфире какой-нибудь радиостанции с очередной клеветой, разговор у нас состоится другой.

Гордей отпустил локоть Канчельскиса, и тот, взмокший, потрусил прочь, вытирая лоб рукой. Возмущаться «произволом властей» он почему-то не стал, и это было странно, так как в подобных случаях «правозащитники» его уровня всегда начинали кричать «караул», надеясь на помощь коллег.

Мандель! – мелькнула догадка. Не зря он здесь пялится на происходящее. Уж не с его ли подачи этот ублюдок полез к Аглае?

– Садись в машину, – сказал он девушке, – я сейчас.

Оперативники команды уже появились в поле зрения, и Гордей сделал то, чего от него не ждал никто, в том числе магистр: быстро поднялся по ступенькам к Манделю и монаху.

– Привет, сеятель.

Брови Манделя прыгнули на лоб.

– Вы мне?

– Тебе, тебе, шестёрка Акума, сеятель смуты. Я же предупреждал, не лезь в наши дела, не науськивай шавок вроде этого болвана на добрых людей, не шпионь, не ищи повода для провокаций. Неужели не понял?

В чёрных глазах магистра вспыхнули молнии.

– Я бы попросил…

– Да брось ты, эмиссар грёбаный, мы отлично понимаем друг друга. Пока я прошу тебя по-хорошему, но могу и по-плохому.

Губы Манделя побелели. Он сжал кулаки, открыл рот, собираясь что-то сказать.

И тотчас же оперативники Буй-Тура по его жесту обступили разговаривающих со всех сторон.

Он замер, озираясь, оценивая силы противника, с усилием привёл себя в благостный вид, растянул губы в холодной улыбке.

– Воевода, воевода, вы не представляете, кому бросаете вызов. Я этого не забуду.

– Разумеется, не забудете. Хотите добрый совет? Уезжайте-ка домой, господин «финский представитель». Здесь вам ничего не обломится. А главное, ну никак не удастся напакостить. Мы будем очень внимательно следить за вами. – Гордей повернул голову к монаху, стоявшему совершенно спокойно, будто его ничто не интересовало. – И вам, уважаемый батюшка…