– Алька, ты?!

– Мамочки, Маринка! – ахнула Алевтина, приглядевшись.

Перед ней стояла бывшая одноклассница и подруга Марина Шикина, повзрослевшая, вытянувшаяся, женственная и такая же обаятельная, как и прежде, с милой улыбкой и классическим «греческим» профилем.

– Не отставайте, – подстегнул группу Мартиросян, оглядываясь на остановившихся было журналистов.

– Это сколько же мы не виделись? – сказала Марина, сделав отталкивающий жест и тут же объясняя его: – Тут обниматься не рекомендуется.

– Как закончили школу, так и разошлись. Лет шесть прошло. Значит, ты ликвидатор? Никогда б не подумала!

– А ты, значит, журналистка? Никогда б не подумала! – в тон Алевтине ответила Марина, и они засмеялись. – Страшно рада тебя видеть! Ты где остановилась?

– Где и все, в гостинице в Славутиче. А ты где живешь?

– В деревне, отсюда всего в девяти километрах. Не хочешь погостить? У меня машина, заберу после обеда, и поедем.

– А не опасно?

– В Тепловке не опасно.

– Договорились. Мы тут будем еще часа полтора, потом я свободна.

– Тогда жди в офисе турфирмы, Эдик тебя развлечет.

– Он уже пытался назначить встречу. Ты его знаешь?

– Кто же его не знает? – белозубо рассмеялась Марина. – Ну, ладно, побегу, дел невпроворот. – Она заспешила к поджидавшим ее мужчинам в оранжевых комбинезонах, потом оглянулась, подбежала, шепнула: – Как я рада тебя видеть, Алька! – и пропала за одной из дверей коридора.

Задумчивая Алевтина поспешила догнать группу журналистов, ушедшую вперед.

В три часа дня Марина подкатила к зданию научно-исследовательского центра на джипе «Данатсу», похожем на облагороженный российский «газон» по кличке «козел». Однако внутренняя отделка машины намного превосходила дизайн и качество «козла», так что Алевтина даже забыла заготовленную заранее шутку, когда села рядом с подругой.

Эдуард Мартиросян, успевший переодеться в костюм с галстуком, вышел провожать Алевтину и, наверное, надеялся на продолжение знакомства, но Марина на его «подвези до Славутича» ответила насмешливым «адью, Эдичка, нам не по пути», – и уехала, не оглядываясь.

– Вообще-то мужик он неплохой, – сказала она, когда «Данатсу» выехал за ворота контрольно-пропускного пункта после обязательного мытья колес. – Но только безответственный.

– Бабник, что ли?

– Слабо сказано. По крайней мере шестерым моим знакомым он обещал жениться, но слова, естественно, не сдержал. А так не дурак, видел много, рассказывать умеет. А что за парень возле тебя крутился? Друг?

– В самолете познакомились. Но мне он не нравится, пришлось отшить.

– Ты не замужем?

– Была. – Алевтина ответила неохотно, и Марина кивнула, понимая ее чувства. – Захочешь, расскажешь. – Помолчала. – Я тоже одна. Был один парень… крутой и сильный… а после него все мужики на одно лицо. В общем, не нашла я второго принца. Наверное, его и в природе не существует.

– Чепуха, твой принц тебя найдет. – Алевтина не стала говорить, что надеется и на свою удачу. – Рассказывай, как ты здесь оказалась, в Чернобыле?

Машина вырвалась на шоссе, связывающее АЭС и город энергетиков Славутич, но через несколько километров свернула на узкую асфальтовую ленту, ныряющую в густые леса на левобережье Припяти.

Деревня, в которой жила Марина Шикина, называлась Тепловкой и располагала всего девятью дворами. В двух жили семьи «самоселов», как называли вернувшихся в свои дома, в основном – стариков, в третьем жила Марина с родной бабкой Варей.

– Я сначала тоже в Славутиче прописалась, – сказала Марина, загоняя машину во двор. – А потом съездила к бабе Варе и переехала. К тому же выяснились кое-какие обстоятельства.

– Какие?

– Потом расскажу. И покажу.

– А не опасно здесь все-таки? – Алевтина вылезла из кабины, потянулась всем телом, оглядывая хозяйство бабы Вари.

В подворье входила бревенчатая изба – хата, как тут говорили, крытая потемневшим от времени шифером, сарай для коровы и поросенка, курятник, погреб, сарай для сена, огород и сад.

– Сейчас уже не опасно, – ответила Марина. – Месяца три назад в километре еще было цезиевое пятно с фоном до тысячи микрорентген, но исчезло, так что можешь спать и есть все спокойно.

– Как это – исчезло?

Марина нырнула в хату и вышла уже с хозяйкой. Бабе Варе пошел восемьдесят второй год, но была она осанистой, полной, седоволосой, с круглым и гладким лицом, на котором выделялись живые прозрачно-голубые глаза.