– Заходьте до хаты, – сказала она, когда внучка познакомила ее с подругой, – поснидайте, обид на столи у голбци.

– Пошли, умоемся с дороги. – Марина повела Алевтину в дом. – Вода здесь чистейшая, родниковая, очень вкусная.

– Но ведь до эпицентра всего девять километров!

– Я же говорю, тебя ждет сюрприз. Но чтобы ты была спокойна, вот дозиметр, видишь? – Марина показала на стоящий на столе прибор. – Фон – почти нулевой, ниже природного. Пообедаем, отдохнем, и я тебе кое-кого покажу.

– Кого?

– Помогает нам тут один… леший.

– Раньше ты загадками не говорила.

– А иначе нельзя, подумаешь – сбрендила. Лучше показать.

Девушки умылись, переоделись, сели за стол. Алевтина оглядела предлагаемое меню, искоса глянула на улыбчивую бабу Варю, потом на спокойно накладывавшую в свою тарелку закуски Марину. На столе стояли грибы, соленые и маринованные, квашеная капуста, яйца, сало, картошка, куриные котлеты, хлеб – каравай, самогон и бутылка шампанского.

– Все свое, из огорода и с поля, – проговорила баба Варя. – Да ты не бойся, милая, ешь, все алгически чистое, как внучка говорит.

– Экологически, – засмеялась Марина. – Ешь, все верно.

Выпили, закусили, повеселели. Начались расспросы и рассказы, воспоминания. Но как бы ни была Алевтина раскрепощена, она все время ощущала угнетающую психологическую атмосферу Чернобыля, мешающую ей чувствовать себя свободно и раскованно.

– Так ты и не сказала, как оказалась в зоне, – проговорила она.

– Случайно. – Марина погрустнела. – Я ведь закончила Киевский политехнический, факультет металлоконструкций. А он был в другой группе…

– Кто – он?

– Гриша. Позвал – я поехала… – Марина залпом выпила стопку самогона, вытерла навернувшиеся на глаза слезы. – Представляешь, делал шпагат, отжимался сто раз, пятьдесят подтягивался, даже на одной руке подтягивался, бегал, в футбол играл… а потом попал под вынос, щель в саркофаге образовалась… и через год похоронили. – Она махнула рукой, вытерла слезы. – Вот так я здесь и осталась. Ладно, давай о другом. Ну, а ты все время в столице?

– Закончила МГУ год назад, ушла от мужа, развелась… Он мне квартиру оставил, двухкомнатную, на Солянке, все надеялся, что вернусь. Теперь живем вдвоем, я и собака – чистокровный колли. Работаю в «Известиях», благодаря опять же его связям.

– А чего ж ушла, если он такой хороший? Такая броская мадам, аж завидно.

– Не сошлись характерами, – усмехнулась Алевтина. – Этот процесс длился не один год. Как-нибудь расскажу. Ну, а что за сюрприз ты хотела показать?

– Ты вообще-то пугливая или нет? Волков-медведей не боишься?

– А ты меня в гости к медведю отведешь? Не боюсь.

– Хорошо, коли так. Баб Варь, мы скоро придем, – крикнула Марина хозяйке, кормившей поросенка.

Шел уже шестой час пополудни, но солнце пекло, как и утром, зной растекался по земле, маревом дрожал над крышами домов, густо заполнял улицу, однако в тени дышалось легко, а в лесу и вовсе жара перестала ощущаться. Алевтина заметила, что в лесу не слышно птиц, и поделилась наблюдением с подругой:

– Везде так? Или птицы вообще покинули зону?

– Да нет, остались, хотя их стало намного меньше. Все больше воробьи да вороны, благородные птицы улетели.

– Радиации боятся. – Алевтина все еще вспоминала рассказы Мартиросяна и относилась к природе зоны настороженно.

Марина поняла чувства подруги, достала из кармана джинсовой куртки дозиметр, щелкнула крышкой.

– Можешь спокойно дотрагиваться до любого дерева, радиация здесь ниже природного фона.

– Как такое может быть?

– Я же говорила, у нас тут леший завелся. Вернее, не тут, я его возле реактора нашла. Думала – ящерица, странная такая, смешная. Принесла домой, я тогда еще в Славутиче жила, люблю с животными возиться. Начала кормить, а он не ест. Ну, думаю, сдохнет скоро. Проверила еще раз на радиоактивность – ноль. Оставила. А вечером пришла, что такое – счетчики в квартире молчат!

Марина замедлила шаги. Они сначала шли вдоль оврага, потом взобрались на холм, заросший соснами, и свернули направо к обрыву над рекой.

– В общем, оказалось, где Мутик ни появится, там радиация резко идет на убыль.

– Кто-кто?

– Я его Мутиком назвала, от слова «мутант», очень уж он необычный, этот звереныш. Баба Варя сначала его боялась, а потом ничего, привыкла, стала Двурылком звать. Ну вот, добрались.

Девушки вышли на край оврага, вернее, старицы, образовавшей здесь естественный котлован с пологими травянистыми склонами и сухим песчаным дном, усеянным огромными валунами. Один из них привлек внимание Алевтины своим блеском и формой, а потом ей показалось, что она грезит. Валун вдруг ожил, стал разворачиваться, как броненосец, свернувшийся в шар, и Алевтина, холодея, увидела странную, чешуйчатую, двутелую и двухголовую фигуру, глянувшую на нее снизу вверх длинными, щелевидными глазами – по одному на каждой угловато-бугристой, похожей на медвежью, голове. Рук у монстра было две, ног тоже две, но два тела срастались на одном седалище, и необычное существо карикатурно напоминало раздвоившегося, но так и не разделившегося до конца человекомедведя. Ростом Мутик-Двурылко достигал, наверное, высоты телеграфного столба, но сверху не казался гигантом. Каждая чешуйка его тела горела на солнце, как золотая, и весь он казался одним золотым слитком, но стоило Алевтине шевельнуться, как двутелый урод погас, словно внутри его выключили свет, опустился на дно старицы и превратился в округлую каменную глыбу.