— У меня был… как это вы, русские, говорите… У меня был умысел, когда я пригласил вас сюда.

Что ж, испорченный мотор катера не оставляет в этом никаких сомнений. Лучше прикинуться наивной рыжей дурой.

— У вас свежий взгляд, Катрин. Я хочу, чтобы вы помогли мне разрешить одну загадку.

— Я не знаю…

— Мне почему-то кажется, что у вас получится. Что существует какая-то связь между вами и островом. И теми событиями, которые произошли здесь.

— Это смешно, Херри. Дальше Венгрии я до сих пор не выезжала.

— Это не имеет никакого значения. Вас зовут также, как и ее, Катрин. И вы на нее похожи. Таких совпадений не бывает.

— Она плохо кончила, эта ваша дочка бургомистра. Мне бы не хотелось повторять ее судьбу до конца.

— Это совсем не обязательно. Совсем не обязательно, чтобы конец был именно таким.

В устах Херри это прозвучало так мрачно, что я наконец-то отдернула руки. Не хватало еще, чтобы он начал угрожать мне.

— А каким? — с вызовом спросила я. Херри-бой смутился.

— О, вы совсем не поняли меня, Катрин. Должно быть, мой русский недостаточно хорош… Я не хотел испугать вас, я только хотел сказать, что у судьбы бывает много разных вариантов…

Это точно. У меня было много разных вариантов. Не снимать трубку, когда мне позвонила Жека с известием о смерти Быкадорова. Не брать картины. И, наконец, не приезжать в Голландию. Но я приехала и вот торчу на мертвом катере, двигатель которого сознательно испортил Херри-бой. Теперь я в этом не сомневалась.

— Вариант теплой комнаты устроил бы меня больше всего, — сказала я, и Херри-бой тотчас же встал.

Он выскочил на причал и галантно подал мне руку. Я вцепилась в ладонь Херри, памятуя, что должна держать его руки под контролем.

— Вы разбираетесь в лодочных моторах, Катрин?

— С чего вы взяли? — настороженно спросила я.

— Я слышал… Вы пытались запустить двигатель. Именно поэтому ты так оперативно и выскочил, Херри-бой, я вижу тебя насквозь!

— Нет, я не разбираюсь в моторах. Просто в замке торчали ключи, и я попробовала… Я подумала, что автомобильный принцип сработает.

— И что?

— Не сработал. Придется ждать техника… Я только не знаю, чем заниматься на этом острове целых два дня.

— Вам не придется скучать, я обещаю вам, Катрин.

Мы закончили наш несколько двусмысленный разговор уже в доме. Херри помог снять куртку и разделся сам. Чуть задержавшись у вешалки, я, незаметно для него, поменяла куртки местами. Теперь я в безопасности, если, конечно, он не обнаружил подмены раньше.

Устроившись на кровати и поджав ноги по-турецки, я уставилась на Херри-боя.

— Ну, давайте, запускайте свой парк аттракционов.

— Парк аттракционов?

— Ну да. Колесо обозрения, тир, комната страха… Вы же обещали, что скучать я не буду.

— А-а… У вас изысканные шутки, Катрин.

Херри-бой отправился за перегородку, из-за которой, к моему удивлению, все время извлекались все новые и новые предметы, и вернулся оттуда с деревянной изящной стремянкой. Судя по всему, перед тем, как попасть к Херри, она тоже служила где-нибудь экспонатом.

Взобравшись на самую верхнюю ступеньку, Херри-бой снял со стеллажа огромную папку: именно в таких папках художники обычно хранят этюды и наброски. Он раскинул папку на полу, и я увидела огромные фотографии центральной части картины.

Фотографии совсем не пугали меня — они были лишены мистической притягательности, которой обладала плоть самой картины.

И — главное — они были безопасны.

Я с удовольствием принялась рассматривать их — за клеткой фотографического объектива Зверь оказался не страшным и совершенно ручным. Из всех его семи голов больше не проглядывало человеческое, и мысль об оправдании греха больше не приходила ко мне в голову. Я легко распознала в очертаниях фигур и в складках пейзажа некоторые босховские мотивы. Вот только у Лукаса Устрицы они были более изысканны.

— Я фотографирую картину уже десять лет, — с готовностью поведал мне Херри. — И каждый раз обязательно нахожу что-нибудь новое.

— Может быть, вы от природы не очень внимательны? — улыбнулась я.

— Нет, я очень внимателен. Очень, — оборвал меня Херри, и в его голосе послышался металл.

Так, все понятно, его любимую картину не стоит задевать, так же, как не стоит задевать любимых женщин.

— Извините, Херри…

— Вот, посмотрите, — он разложил передо мной несколько совершенно одинаковых на первый взгляд фотографий.