– Еще налейте, ребята... Душа просит...

– Сыночек мой,- вновь послышался голос женщины.- Ты был сама доброта, ты никому не причинил зла...

– Завидую ему,- тяжело вздохнул Юран.

– Смотрю я на вас, аль-пи-нистов,- с трудом ворочая языком, заговорил полковник,- и никак... ну никак не пойму... По какой такой причине вы друг за друга на смерть? И кто вас гонит в горы? Вы же присягу не давали. Не давали ведь? Ты не в счет,- махнул он рукой на Юрана.- Сам... как его... под трибунал вас отдать не может.

– Не посмеет,- сказал Джон.

– А может, и посмеет... Больно уж странные вы. Даже подозрительные... Вдруг вы эти... как их... экс-тре-мис-ты?

– Мы?- возмущенно воскликнул Саньчик.

– - Как раз наоборот. Мы на виду у всех, не рвемся наверх...

– Рвемся, все время рвемся - выше, еще выше!

– Ты знаешь, о чем я, Джон. Мы братство. Оттого и стоим друг за друга насмерть. А горы... Думаете, для нас главное - их особая, инопланетная, близкая нашим сердцам красота? Или погоня за острыми ощущениями?

– И это тоже!

– Да, тоже. Но главное в другом. Горы... ну как вам сказать, - застеснялся Саньчик,- мерило человеческой души, сразу видно, какая она и есть ли вообще... Нет, не мы странные, а вы, остальные. Говорите о приверженности к миру и убиваете или заставляете других убивать, клянетесь в верности и предаете, рассуждаете об идеалах и не брезгуете ничем...

– Долго еще собираешься проповедовать?

– насмешливо спросил Джон.
– Он же спит, не видишь разве?

Привалившись к столу, сладко посапывал отставной полковник.

И тогда они снова услышали голос матери:

– Олежка, сыночек мой, оставь свою доброту людям. Она им так нужна, так нужна...