Жена Бухгалтера собиралась... Она не плакала, только как-то особенно сурово шмыгала носом, когда подступали слезы. Вещей у нее было немного чемодан на колесиках и сумка. В сумку она положила последние театральные программки. Картины же сложила в одном месте, как дрова. Раз купив, она на них больше и не смотрела... Закрутила краны, закрыла и зашторила окна, везде, кроме прихожей, потушила свет... Оставалось надеть туфли, ее замечательные, устойчивые туфли... И когда она стала их надевать, позвонили в дверь. На пороге стояла Алла. Она была в искусственной, но довольно-таки дорогой модной шубке, с измученным лицом, по которому от размазанной туши растекались пятна.

– Он уехал!
– вскричала Алла с истерическим пафосом в голосе. Навсегда! Навсегда!

– Не надо кричать в дверях, - сухо сказала жена Бухгалтера, пропуская ее в квартиру.
– Потом мы не договаривались, что вы можете здесь появляться.

– Навсегда!
– сказала Алла и разрыдалась.

– Положим, это всего лишь временная категория, - сказала жена Бухгалтера.
– К тому же, все, что имеет начало, имеет и конец. Вы не согласны?

– Почему конец?
– кричала Алла, прямо-таки сотрясаясь от рыданий. Почему? В чем я виновата? Что я сделала не так?

Конечно, жена Бухгалтера могла бы сказать то же, что сказал ей самой Седой: "Плевать мне на вас!", но она выразилась мягче:

– У вас отсутствует абстрактное мышление. При чем здесь вы?

– Как?
– всхлипнула Алла.
– Я же его люблю!

– Не говорите глупости!
– сказала жена Бухгалтера и даже немного вышла из себя.
– Что вы знаете о любви!
– Она смотрела на это размазанное, простенькое, но миловидное лицо, и у нее вдруг появилось желание по нему ударить. Вот так. Запросто. Кулаком.

– Люблю...
– всхлипывала Алла.

И опять жене Бухгалтера захотелось ударить. По этой слезливой, глупой, распущенной, размазанной массе. По полной противоположности тому, кем была она. Тем более что проиграли обе. Ударить и хоть немного облегчить себе. Но она этого не сделала, она даже не сказала ей: "Мне плевать на вас!", как сказал ей самой Седой, она была все-таки интеллигентной женщиной, поэтому оставила при себе свою тяжесть.

– Вы меня задерживаете, - сказала жена Бухгалтера.
– Мне надо вызвать такси.

Алла, все еще плача, пошатываясь, как пьяная, шла по улице. Ведь она действительно любила Бухгалтера, как любят простые женские души президентов, начальников, директоров и преуспевающих бизнесменом. И если в этой любви и есть какая-то доля корысти, то она же не перестает от этого быть тем, что она есть, - любовью. Шла она так довольно долго в толпе занятых исключительно собою людей, в которой легко можно затеряться и даже исчезнуть, и никто не обратит внимания. Ну разве что раздеться догола и выкрасить себя в синий цвет, - конечно, это может привлечь внимание, но тоже ненадолго. Итак, Алла шла и плакала... Однако, подустав, она подумывала, что пора это прекращать, что хорошо бы уже поскорей добраться домой, выпить чаю и даже чего-нибудь съесть, как вдруг оказалась напротив медицинского центра "Седьмая ступень совершенства"... И в одном из окон увидела ту самую женщину, которая появилась в ее счастливом гнездышке какое-то время назад и с которой началось все плохое. Алла вошла в этот самый медицинский центр с одним единственным желанием - найти эту женщину и вцепиться ей в волосы.

Вечером того дня, когда уехал Бухгалтер, Зойка спросила Евгению прямо сколько она еще собирается быть в Москве. Евгения ответила неопределенно, и тогда Зойка стала жаловаться на то, что работает, как негр, да, как негр, и нуждается в отдыхе, да, в восстановлении своего энергетического потенциала, а посторонние люди в доме мешают ей это делать и даже, напротив, эту энергию забирают. И вообще, если уж на то пошло, - добавила Зойка, - по справедливости Евгения могла бы ей помочь, потому что работает она, как негр, да, как негр. Денег, занятых у Варвары, у Евгении почти не оставалось, переходить к Зойке на иждивение не хотелось тоже, поэтому она согласилась.

Евгения приняла десять человек. Троих она оставила для дальнейшей работы, троим посоветовала обратиться в поликлинику, остальным же никуда не обращаться, не тратить денег и не дурить себе и другим головы. Директриса, экстравагантная женщина в экзотическом наряде, была этим очень возмущена, но Зойка успокоила ее, сказав, что оставшиеся трое - тоже неплохо, они обязательно приведут за собой других. И те, другие, уж не сорвутся с крючка, даже если они повысят цену. Так бы, конечно, и случилось, если бы... в самом конце приема, когда Евгения отпустила уже последнего пациента, не появилась взволнованная, заплаканная женщина в модной и дорогой, хоть и искусственной шубке. Увидев ее, Евгения сразу поняла, что явилась женщина с одной целью вцепиться ей в волосы, но не отклонила головы, а даже как-то встряхнула ею, подалась навстречу и посмотрела спокойными серыми глазами.

– Я виновата перед вами, - сказала Евгения.
– Я совсем забыла про вас.

– Почему?
– тупо спросила Алла, имея в виду и себя, и Бухгалтера и, возможно, что-то еще. Ярость в ее душе чуть-чуть осела и съежилась, словом, была уже не в том количестве, чтобы вцепиться кому-нибудь в волосы.

– Все связано, - сказала Евгения.
– Нет ни одного человека или вещи, которые бы не были связаны со всем остальным... Поэтому не все зависит от нас... Но есть кое-что, что вполне в ваших возможностях.