Г о ф м а н. С Нового года! А до тех пор все остается в силе?

Ш у л ь ц. Вероятно. Я не знаю. Ведь у него нет другого секретаря... (В отчаянии.) Что же делать? Нам не на что будет жить!

Ф р а у Ш у л ь ц. Я тоже получаю оклад.

Ш у л ь ц. Разве мы впятером можем на это прокормиться? Я и так все время занимаю. Если бы не отец Вальдемар и господин Теодор... (Вдруг, с отчаянной решимостью.) Что ж, вернусь в театр. В конце концов я еще на что-то годен. (Вскакивает, достает из-за пазухи короткий нож.) Вот, господин Гофман, то, что вы просили.

Г о ф м а н (оживившись). А! Театральный кинжал!

Ш у л ь ц. Он самый. Лезвие уходит в ручку. Вот, глядите. (Показывает. Потом с горькой улыбкой приставляет нож себе к горлу.)

Г о ф м а н. Полно, Шульц. Я уверен, что вас никто не уволит.

Ш у л ь ц. Но принц сказал...

Г о ф м а н. Мало ли что сказал принц!

Ф р а у Ш у л ь ц. Как вы смело рассуждаете!

Г о ф м а н. Я рассуждаю здраво. Другого секретаря у принца действительно нет. Нет и кандидата на эту должность. Кроме, пожалуй, меня, но я откажусь, он это знает.

Ш у л ь ц (с надеждой). А вы откажетесь?

Ф р а у Ш у л ь ц. Не задавай глупых вопросов. Господину Теодору больше делать нечего, как только писать под диктовку его высочества.

Г о ф м а н. Именно. Во-вторых, так не увольняют. Прогони он вас сразу, с шумом, я бы в это поверил. А сейчас впереди бал. Потом именины принца. Потом Новый год. Настроение его высочества переменится еще много раз. И, наконец, в-третьих: не забывайте, сегодня у вас особая роль. Ведь вы же не откажетесь участвовать в моем...

Ш у л ь ц. ...в вашем заговоре?

Г о ф м а н (раздельно). В моем р о з ы г р ы ш е.

Ш у л ь ц. Разумеется, нет.

Г о ф м а н. Ну вот. А это тоже, вероятно, многое изменит. Так что нынешний случай, дорогой мой Шульц, следует расценивать лишь как воспитательный трюк со стороны его высочества.

Ш у л ь ц (воспрянув духом). Да, на него это похоже.

Г о ф м а н. А раз так, вы сами понимаете, вам просто не из чего волноваться.

Ш у л ь ц. Теперь, когда вы это говорите, я вижу, что я и впрямь излишне близко принял это к сердцу.

Г о ф м а н. Беда в том, что вы вообще очень мрачно глядите на мир. И принимаете всерьез и торжественно то, что часто есть не более как усмешка судьбы. А ведь вы актер.

Ш у л ь ц. Да, господин Теодор, вы правы. Моя трагедия в моей бездарности. Но я бездарен не на сцене, нет, я бездарен в жизни. А принц, напротив, возможно смутился бы, выйдя на подмостки. Но в жизни, в повседневной игре он непревзойденный мастер.

Г о ф м а н. Это глубокая мысль, господин Шульц.

Ш у л ь ц. Главное, так оно и есть в самом деле. Я иногда мечтаю о том, чтобы переиграть его. Но всякий раз ловлю себя после на простом подыгрывании ему: это роль статиста. Я жалкий безвольный человек. И порой мне кажется - странно сказать, господин Теодор, - кажется, что принц мстит мне за это. За мое ничтожество. Мстит, а в то же время меня любит. Ведь вы знаете, господин Гофман? он меня искренно любит. И любит за это же самое: за мое ничтожество. Не знаю, как это все может ужиться в одной душе. Но я чувствую, что вырвись я из-под его гнета - он будет доволен мной, хотя, конечно, тотчас растопчет, расколет, как орех. (Подбегает к Щелкунчику и дергает ручку. Кукла клацает зубами.) Вот так.

Г о ф м а н. Другими словами, дорогой Шульц, вы были бы непротив сразиться с принцем?

Ш у л ь ц. Сразиться? Но как? Он неуязвим.

Г о ф м а н. Что ж, об этом можно было бы помечтать на досуге.

Ш у л ь ц. Что вы, господин Теодор? Вы всерьез? Ведь он ваш друг.

Г о ф м а н. Он и вам не враг.

Ф р а у Ш у л ь ц. Карл, господин Гофман просто шутит. (В сторону.) Правда, опасно шутит.

Ш у л ь ц (возбужден). Сказать ли? (Склонившись к Гофману.) Эта месть принца и эта любовь... Иногда мне кажется, господин Теодор, что Господь Бог любит и казнит нас так же!

Г о ф м а н (изумленно). Эге-ге, милейший господин Шульц! Далеко же вы хватили! Да ведь это ересь; отец Вальдемар вас живо отправил бы на костер.

Ш у л ь ц. Отец Вальдемар! Он сам болтун, каких мало, уж он-то настоящий еретик.

Входит Ф о р ш. В руках у него собачий хвост.

Ф о р ш. Мир дому сему!

Г о ф м а н. А, святой отец! Вы как раз вовремя.

Сцена третья

Ф р а у Ш у л ь ц. Хотите бульону, ваше преподобие? Он еще горячий. (Шульцу, тихо.) Тебе тоже не повредит поесть, Карл.

Ф о р ш. Э... бульон?... э... нет. Я сыт. (Широко улыбаясь.) Благодарю вас, любезнейшая госпожа советница.

Ш у л ь ц (садится к столу, наливает себе, ест). Вы слыхали, святой отец? Его высочество отказал мне от места.

Ф о р ш. Кто же у него будет секретарем?

Г о ф м а н. Я вот тоже полюбопытствовал.

Ф о р ш (рассеянно). Не думаю, чтобы это было возможно. Я только что видел принца...

Подходит к Щелкунчику, потом к платью, рассматривает их, вертя при этом в руках собачий хвост.