Такая вера, бесспорно, отчасти основывается на наблюдении, что болезни часто поражают человека им нно в темных болотистых местах. Если оказывается, что и в заговорах и в апокрифе место ссылки злого духа сходно, то это нисколько не говорит о происхождении первых из последнего. Если христианин рассказывает о том, как Христос изгнал демона in loca s lvestra, то дикарь сам выгоняет демонов in loca silvestra. Такое совпадение обрядов диких народов с христианским апокрифом может говорить только об одном: сам апокриф родился среди народа, разделявшего вышеприведенные верования на счет местопребывани злых духов.

В заключение напомню любопытный эпизод из Декамерона. Женщина, приготовившая своему любовнику закуску в саду, дает ему знать об этом, произнося заклинание: "Призрак, уйди в сад, там под деревом найдешь пищу"... Мне кажется, это отголосок существовавш й еще в то время умилостивительных жертв злым духам.

Перехожу теперь к двум интересным и очень распространенным мотивам. До сих пор им было дано мифологическое и символическое объяснение. Оба они принимают самые причудливые формы и часто переплетаются друг с другом, так что некоторые исследователи счит ют их происшедшими из одного общего источника. Я имею в виду закрепку "Словам моим ключ и замок" и т. п. фразы и мотив "железного тына".

Начнем с первой. Мансикка объясняет ее христианской символикой. Он ссылается на то, что в одном заговоре формула та стоит в связи с упоминанием печати Христовой, и утверждает, что ключ имеет специально священное значение. Он указывает западную параллель, в которой, говорит, может быть, источник русской формулы: Og det skal fuldkommes og ske ved det + Crux Chris i clavis est Paradise *245. Дело идет о небесных ключах и в русских заговорах, что подтверждают такие фразы, как - "земля - замок, ключ - небо". Мансикка соглашается с мнением Ефименко, что фразы эти сократились из целого эпического мотива. По мере т го, как эпический мотив забывался, закрепка все более и более теряла свой первоначальный вид *246. Мифологическое объяснение мотива дал Ефименко. Но так как он при этом связывает в одно целое разбираемый мотив с мотивом "железного тына", то я изложу го взгляды, переходя от первого мотива ко второму. Сейчас же остановимся на мнении другого мифолога. Крушевский, разбирая любовные заговоры, пишет: "В конце этого заговора (Майк. 16) говорится: "Ключ небо, замок - земля"; хотя варианты этой фразы п вторяются в различных заговорах, тем не менее мы, кажется, в праве сблизить ее с формулой в свадебном обряде по Яджур-Веде, где жених говорит невесте: "Я небо, а ты земля, будь моей женой". Замечательно, что в нашем заговоре небо удержало за собой активную роль (ключ), а земля пассивную (замок)" *247. Не вдаваясь в такие сравнения, посмотрим, нет ли чего-нибудь реального, соответствующего закрепке, в знахарском обиходе.

Прежде всего поправим ту ошибку Крушевского, что он считает "ключ и замок" ис онною принадлежностью любовных заговоров. Формула " ключ и замок" первоначально была связана с определенным обрядом, имеющим цель совсем не любовного характера. Она органически выросла из обряда, предназначенного охранить, оберечь, запереть. Это паст шеский оберег скота. В каком виде он существовал первоначально, нам не известно. В настоящее время он представляет целое чинопоследование. Вот как обряд описывается Майковым. 1) "В Егорьев день взять изо всякой скотины по малой части шерсти изо лба между глаз, из груди между передних лопаток, ног и на крестцах. 2) Потом взять ярого воску и разогреть его немножко и разделить на две части: одну часть положи пастуху, в свою рубу, под бересту или в рог, а другую часть воска с шерстью положи в замок и тот замок замкни. 3) И когда придет время в первый раз в Егорьев день выгонять скотину со двора в поля, возьми топор и вторни в... тот замок с шерстью и положи замок на одну сторону, а ключ на другую и, как пройдет скот, тогда возьми замок и вынь воск из замка, и прибавь еще немного воску к той шерсти, разогрей и стопи, потом разломи надвое: одну часть пастуху отдай, дабы положил пд бересту в трубу или в свой рог. 4) Как прийдет пастух, тогда замок тот с шерстью и воском замкни" *248.

В другом описании, рядом же сообщаемом Майковым, предписывается "топор волочить и около скота на посолонь обойти трижды". Замок с шерстью надо замкнуть и ключ утопить в воду *249. Кроме молитв, читаемых при этих обрядах, читаются так же заговоры. Заг вор, сообщенный Майковым, занимает 8 страниц. Он явно составной и складывается постепенно из разных элементов. Ядро, вероятно, было в роде следующего обряда-заговора. "Господзи Божа богослови, прячистая пособи. (Замкнуть замок и зарыть в землю под воротами). Замыкаю и заговарюю замок. Як я замкнув замок, каб у зверя замкнулися рот и санки; як ня видзиць нихто етаго замка, каб ен ня видзив мое скоцины, черной шарсь ины" *250.

Из этого обряда замыкания замка развился потом часто встречающийся во всех оберегах мотив замыкания рта, зубов зверям, врагам, колдунам и т. п. Такова, напр., молитва от волков. "Святый-Юрий-Ягорий, Михайла архангал, запри, замкни моим урагом ярый зуб, губы и зубы, до поры, до уремя, золотыми ключами, медзяными, сяребряными замками" *251. Родственный обряд при этом заговоре уже забыт.

Указания на тот процесс, каким мотив "ключа и замка" обращается в закрепку, дает закрепка из упомянутого оберега Майкова: "Все же сии обиходы и заговоры скотам ключ и замок". А мы видели, что "все сии обиходы" сводятся к простому замыканию самого обыкновенного замка, т. е. к симпатическому бряду, изображающему замыкание скота или вражьей пасти *252. Выработке "закрепки" из мотива "ключа и замка" способствовало еще то обстоятельство, что замок употреблялся не только при скотьем обереге, а и при оберегах, ограждающих людей, и в таких обе егах под влиянием обряда с замком могли развиваться фантастические образы, сводящиеся в конце конов к простому замку, как своему источнику *253. Поэтому вполне естественно могли возникать фразы в роде такой: "этими словами как замком запрешь себя" *254. Таким образом, источник формулы "ключа и замка" ясен. Под ней первоначально были реальные ключ и замок в обряде. Потом уже, оторвавшись от обряда, она вступила в семью бродячих мотивов и заняла среди них первое место, выливаясь в самые разнообразные ормы. Некоторые из них опять-таки отразили то, что на самом деле проделывалось с замком. Такова, напр., формула "ключ в воду, а замок в руки" *255. Мы видели, что ключ действительно бросался в воду. Формуле - "ключ в воду, а замок в гору" *256 - отвечает зарывание замка в землю. другие же формулы, не имея под собой реальной почвы, принимали выражения самые разнообразные, часто нелепые. Формула распространилась в своем объеме, присоединивши к себе пожелание, чтобы ключ, брошенный в воду, проглотил щука.

Распространение это, несомненно, произошло под влиянием широкоизвестного сказания о рыбе, проглотившей брошенный в море ключ или перстень. Ключ и замок известны и западным оберегам.

Das liebe Vieh geht diesen Tag und so manchen Tag und das ganze Jahruber manchen Graben, ich hoff und trau! Da begegneten ihm drei Knaben; der erste ist Gott der Vater, der andere ist Gott der Sohn, der dritte sit Gott der heilige Geist, die behuten ir mein Vieh, sein Blut und Fleisch! und macht (machen) ein Ring um sein Vieh; und en Ring hat gemacht Mariam ihr liebes Kind, und der Ring ist beschlossen mit siebenundsiebzig Schlosser; das behut mir Gott mein Vieh, sein Blut, Milch und Fleisch, da s mir kein boser Mansch anschaue, keine bose Hand angreife (nicht apngreife), kein boser Wind anwehe, kein Thier beiss, wie auch kein wildes Thier zerreiss, kein Baum fallt, kiene Wurzel stecke und kein Dieb nimmt und wegfuhrt (kein Dieb wegfuhrt) da Vieh. Im Anfange des erstenmals sei geschlossen und das ganze Jahr mit Vater, Sohn und heilegem Geist also fest beschlossen (mit Vater - Geist fehlt) *257.

Здесь, как видим, идеализируется обряд обхода и замыкания скота, совершающийся русскими пастухами. Этот заговор буквально повторяется и у латышей *258. Упоминание ключей и замков у них очень распространено в различных оберегах. Формулы в роде "закрыв ю твою пасть, запечатываю и замыкаю ключами Петра"... *259 могли создаваться под непосредственным влиянием обряда, как это мы видели у белоруссов. Ключи Петра вместо простых ключей попали сюда по вполне понятной ассоциации. Первоначально они могли пр влекаться только в виде сравнения: "Лесная собака, да будет заперта твоя пасть и твой рот, как замок петра..." *260! Когда реальный замок исчез из обряда, знахарь на словах заменил его замком Петра, чтобы придать своим словам больше силы. Параллельно этому создается легенда: Христос "дает Петру ключи, чтобы тот мог запереть рот волку и собаке" *261. В оберегах от завистников с ключами появляется сам Господь. В этих оберегах обыкновенно заключается мотив просьбы: "Замкни, Боже, у завистника глаза: железный ключ, стальная пружина" *262. Читая заговор, кладут под ноги ключ *263. Очевидно, это обломок обряда. Иногда, обращаясь с просьбой ко Христу, прямо рисуют его в заговоре: "Иисус идет по дороге, связка ключей в руках. Замкни, Иисус, злые речи .." *263. Присущая немцам склонность символически толковать обрядовые образы проявилась и здесь. Вот во что у них обращается замок: Kannst kommen und kannst gehen, Drei Schlosser um mich gehen, Das eine ist Gott der Vater, Das andre der Sohn, Das dritte ist der heilige Geist, Die beschutzen mein Gut und Blut... *264!