— Какой еврей? — спросила панна Марта. — Фишман?

— Да, Фишман.

— Я думала, он уже ненадобен, — опустив глаза, прошептала хозяйка.

Пани Ляттер была вне себя от изумления.

— Это почему же? — в гневе спросила она. — Ведь вчера после обеда я просила привести его ко мне… Уж не думаете ли вы, что ночью я выиграла в лотерее?

— Сейчас позову, — смущенно сказала хозяйка, присела, как пансионерка, и вышла.

«Что бы это могло значить? — думала пани Ляттер. — И какие гримасы строит эта кухарка? Неужели они уже знают о возвращении мужа и о деньгах?»

Она позвала Станислава и строго сказала:

— Слушайте, посмотрите-ка мне в глаза.

Седой лакей спокойно выдержал ее огненный взгляд.

— Кто-то… роется здесь в моих бумагах, — объяснила пани Ляттер.

— Это не я, — ответил он.

— Надеюсь. Можете идти.

«Все они за мной шпионят, — говорила про себя пани Ляттер, быстрыми шагами расхаживая по кабинету. — Он тоже. Я не раз ловила его на том, что он подслушивает. Уверена, что и вчера он подслушивал, но мы говорили по-французски».

— Бедная я, несчастная! — произнесла она вполголоса, хватаясь за голову.

Затем она вышла в спальню и выпила рюмку вина, вторую за нынешний день.

— Ах, как оно успокаивает! — прошептала она.

В первом часу дня пришел Фишман. Это был старый сутуловатый еврей в длинном сюртуке. Он низко поклонился пани Ляттер и исподлобья стал рассматривать меблировку.

— Мне нужны на месяц шестьсот рублей, — сказала пани Ляттер, чувствуя, что кровь ударила ей в голову.

— Когда они нужны вам? — спросил он после раздумья.

— Сегодня, нет, завтра… дня через два.

Еврей молчал.

— Что это значит? — в удивлении спросила пани Ляттер.

— Сейчас у меня нет шестисот рублей, я получу их разве только недели через две.

— Зачем же вы сюда явились?

— Знакомый есть у меня, он бы и сегодня ссудил вас деньгами, да он залога потребует, — ответил еврей.

Пани Ляттер вскочила с кресла.

— Ты что, с ума сошел? — крикнула она. — Под мою подпись я не получу шестьсот рублей? Разве ты не знаешь, кто я?

Фишман смешался и сказал примирительным тоном:

— Вы ведь знаете, я не раз давал деньги под вашу подпись. Но сегодня у меня нет, а знакомый требует залога.

Пани Ляттер отшатнулась и уставилась на Фишмана, не понимая, что он говорит.

— Под чью подпись? — спросила она.

— Да вашу же, пани Каролины Ляттер, вы же давали поручительство за пана Норского.

У пани Ляттер потемнело в глазах. Она схватила вдруг Фишмана за лацкан сюртука и крикнула хриплым голосом:

— Лжешь! Лжешь!

— Как? — воскликнул он в негодовании. — Вы не давали поручительства по векселям Норского?

Пани Ляттер побледнела, заколебалась, но через минуту сказала решительным голосом:

— Да, я не раз давала поручительство по векселям моего сына. Я только не помню вашей фамилии.

Фишман посмотрел на нее воспаленными глазами.

— Это все равно. Векселя я покупал.

— У вас еще есть векселя? — спросила она тише.

— Нет. Двадцать пятого марта пан Норский выкупил последний.

— Ах, вот как! На какую сумму?

— Триста рублей.

— Гм. Когда был выставлен вексель?

— В январе, — ответил еврей.

— Ах, тот! Я не знала, что вы берете такой высокий процент.

Еврей с жалостью смотрел на нее. Вексель был не на триста, а всего лишь на двести рублей, и выставлен не в январе, а в конце февраля. Стало быть, пани Ляттер ничего не знала и, следовательно, не давала своего поручительства.

— Бывает, — пробормотал он.

— Что?

— Что поручитель не знает фамилии кредитора. Какая разница, были бы деньги заплачены, — сказал Фишман.

Пани Ляттер тяжело вздохнула.

— Можете идти, — сказала она.

— А как с шестьюстами рублями, которые вы хотели занять?

— Я не дам залога.

— Может, я к завтрашнему дню достану без залога, — сказал он. — Я зайду завтра.

Он вышел, оставив пани Ляттер в остолбенении. Если бы не запах старой замазки, который еще слышен был в кабинете, она не поверила бы, что минуту назад здесь был человек, который держал векселя ее сына с ее поручительской подписью.

То, в чем она подозревала второго мужа, сделал ее сын, ее обожаемый сын, на которого она возлагала последние надежды, чьи великие подвиги и слава должны были вознаградить ее за все страдания, которые она вынесла за свою горькую жизнь.