Мамедхан скривил лицо.

Муртузов пошел с Мамедханом прямо к Мехману.

– Товарищ прокурор, на плечи этого несчастного свалилось большое горе.

– Какое горе?

– Трудно даже сказать. Язык не поворачивается.

– Что случилось? Разве он тоже замешан в расхищении промтоваров для учителей?

– Нет, товарищ прокурор. Сколько раз за эти годы его проверяли, из всех ревизий он выходил чистым, как цветок. Беда в том, что жена несчастного повесилась. Как только он узнал об этом, прибежал сообщить.

– Повесилась?
– отрубил Мехман, испытующе глядя на Мамедхаиа.

– Товарищ прокурор, эта женщина немножко...
– Муртузов, стараясь выгородить своего друга, наклонился к Мехману и сказал вполголоса: - Она была немного легкого поведения...

Мехман с удивлением посмотрел на Муртузова. Тот опомнился.

– Конечно, все выяснится во время следствия. Но...

Как ни старался следователь сохранить беспристрастный вид, Мехман уловил все же, что Муртузов с самого начала пытался создать невыгодное впечатление о Балыш.

– Надо пойти на место происшествия, - сказал он лаконично.
– Вызовите врача и начальника милиции.

Джабиров явился немедленно.

– А где врач?

– В больнице нет телефона, - ответил Муртузов, желая выиграть время. Придется послать человека.

– Пошлите скорее. Немедленно.

Муртузов вышел во двор поискать человека в калошах. Он коротко рассказал ему обо всем.

– Влип наш Мамедхан...
– огорчился Калош.

Но Муртузов заметил строго:

– Беги за врачом. Все теперь зависит от его заключения. Понятно? Надо срочно доставить врача сюда.

– Понял, понял, вызвать врача.
– Человек в калошах, сгорбившись, ушел, а Муртузов вернулся в кабинет прокурора.

– За врачом пошел Калош, - сказал он.

Мамедхан обрадовался. Его синеватые небритые щеки даже порозовели. "Калош хитер, находчив", - подумал он с облегчением. И в ту же минуту почувствовал на себе взгляд Мехмана. Мамедхан схватился за голову и закачался из стороны в сторону, показывая всем видом, как жестоко он страдает, как тяжело переживает смерть Балыш.

Наконец пришел врач.

– Вы конечно, знаете, доктор, зачем вас побеепокоили?
– спросил Мехман.

– Нет, совершенно ничего не знаю. Может быть, в деревне что-нибудь случилось? В колхозе? К сожалению, я чувствую себя так плохо, что поехать мне будет трудно. Но если надо, то я...

Человек в калошах, прижавшийся к косяку двери, чуть подмигнул. "Браво, доктор!" - подумал он.

– Такое дело, доктор...
– снова обратился Мехман к доктору.

– Пожалуйста, я вас слушаю.

– Сейчас мы пойдем в одно место...

– Я уже сказал вам, что очень нездоров... Когда я лечил Зулейху-ханум, мне было легче. Теперь не то, теперь я серьезно болем сам...

– Но это очень близко, доктор.

– Ну, тогда другой вопрос - тогда можно...

Все вышли из прокуратуры и пошли за Мамедханом. Трясущимися руками Мамедхан достал ключ, отпер дверь. Стены и пол большой комнаты были убраны дорогими коврами. Яркие радужно-пестрые краски узоров, казалось, цвели по всей комнате. Муртузов очень внимательно, глазами ценителя, словно впервые видя эту комнату, посмотрел на ковры и сглотнул слюну. "Сам шах не откажется от таких ковров", - подумал он.

– Здесь только вы один живете? Это ваша квартира?
– спросил Мехман.

– Да, наша, лучше бы стены развалились раньше, чем мы сюда въехали...

– Где повесилась ваша жена?

– Тут у нас есть кладовка. Там она повесилась, погубила меня... оставила одного...
– Мамедхан подошел к маленькой двери...
– Меня не было дома, когда она это сделала. Ой, Балыш, Балыш, ты меня погубила...

– Что вы увидели, когда вернулись домой?

– Ничего не увидел, ей-богу.

– И даже не задумались, где жена?

– У соседей, наверно, я считал. Жду, жду, жду - не приходит. Тогда я решил, может, она ушла в деревню к отцу. Или с бригадой клуба выехала в колхозы на концерты... Эта Балыш никогда не беспокоилась о муже, не раз я ел свой ужин в одиночестве...

– А наружная дверь?

– Она была открыта.

– Как же она оставила дверь открытой?

– Соседи у нас такие люди... Очень хорошие люди, честные. И потом я подумал, поторопилась, забыла. У нее же ветер был в голове... Только песни и танцы...