Все сразу же смекнули, что приезд Шехла-ханум, горячее желание Зулейхи видеть ее в своем доме означает окончательное исчезновение старухи Хатун, так ревниво оберегавшей Мехмана. И хотя они вслух об этом не говорили, но все прекрасно поняли друг друга. Кроме простодушной Явер Муртузовой, искренно жалевшей больную, все думали только о своих собственных интересах. Во взгляде каждого можно было прочесть, что было у него на уме. Да, все надеялись на одно: меч прокурора, - так горячо взявшегося за дело, скоро притупится. Откровеннее всего радовался человек в калошах. Выбегая с телеграммой, он обвел всех ехидным взглядом своих маленьких глаз и проговорил: "Да-а!" С тем же веселым выражением лица вошел он в кабинет начальника почты.

– "Молния", родненький.

– Куда это, Калош?
– спросил тог.

– Не видишь, что ли? Теще прокурора...

– Говорят, его мать уехала отсюда, обидевшись на что-то. Чем-то она недовольна...

– Такой женщине, как она, никто не угодит.

– Почему это, Калош?
– продолжал расспрашивать начальник почты.

– Невестка ей не понравилась...

– Наверно, прокурор сам ее отправил, правда? Не по своей же воле она уехала от сына...

– В общем, не стоит пролезать между мясом и ногтем. Какое нам дело? Ты пошли "молнию", начальник... Пусть выезжает...

Начальник почты просмотрел телеграмму, внимательно прочел слово "Шехла" и повторил:

– Шехла Мамаевой... Интересно, что это за женщина, что она из себя представляет?

– Судя по имени и нарядам дочери, можно догадаться, что она не из бедных, - предположил человек в калошах, собирая свой рот не то в улыбку, не то в гримасу.

Он долго стоял, наблюдая, как передают телеграмму, и только после этого успокоился. "Дочь по веткам легко подымается на верхушку дерева, по стволу которого с таким трудом карабкалась ее мать", - вспомнил он пословицу. "Если это та самая Шехла-ханум, которую я знал когда-то, то аппетит у нее не малый. За кусочек золота она продаст душу". Течение событий очень радовало Калоша. Он наслаждался, думая о золотых часах, которые притащил в дом прокурора. "Этот чернокудрый парень не подозревает, что я держу его на своей ладони. Но он почувствует это, если я сожму кулак..." Тихонько насвистывая, он приковылял обратно и сообщил:

– "Молния" пошла. Может, мать и успеет приехать...

– Очень хорошо. Молодец, Калош, - отозвалась Зарринтач. Она вела уже себя в этом доме, как свой человек, как член семьи. Она даже чуть-чуть подмигнула.
– Этот Калош стоит сотни пар сапог. Он такой исполнительный...

– Да, да, - подхватил Муртузов, потирая по своему обыкновению руки. Очень хорошо, очень.

Мехман не отрывал глаз от пылающего лица Зулейхи. Он не знал, чем ей помочь, и сейчас почувствовал, как она ему дорога. Среди всех этих шумных людей, так бесцеремонно ворвавшихся в его семейную жизнь, он чувствовал себе сбитым с толку, одиноким. Что им надо от него? Когда они успели так полюбить его Зулейху? С подозрением посмотрел он на всех, и в душу его закралось сомнение...

26

Была уже полночь. Шехла-ханум сладко спала, разметав руки на мягкой постели. Раздался долгий звонок. Она шевельнулась, зевнула, прислушалась. Звонок не стихал. Шехла встала, накинула свой роскошный халат и осторожно пошла к двери.

– Кто там?

– Телеграмма- "Молния". Откроите!

– Откуда?
– испуганно спросила Шехла, и ее желтая, как шафран, кожа на помятом лице побледнела под синим светом, пробивавшимся через застекленную наверху дверь.

– Откройте, телеграмма Мамаевой.

Озноб охватил тело женщины, она плотнее укуталась в халат и открыла дверь. Прочитав телеграмму о болезни дочери, она не могла больше уснуть от беспокойства. Рано утром она подняла на ноги работницу и велела приготовить все, что надо, в дорогу. Сестра ее - секретарь института достала ей билет на первый поезд. В тот же день Шехла-ханум выехала в район.

На вокзале ее встретил Муртузов.

– Если не ошибаюсь, вы - теща Мехмана?
– спросил он осторожно.

– Да, да. Я. А что?

Муртузов назвал себя и взял чемодан. Шехла-ханум неохотно выпустила из рук чемодан. Но Муртузов льстиво улыбнулся.

– Не беспокойтесь... Я донесу...

– Как состояние моей дочери? Вы не знаете?
– стала расспрашивать Шехла-ханум по пути.

– Ей лучше... Немного тосковала. Мы попросили прокурора подать вам телеграмму.

– Почему же "молния"? Притом ночью, так поздно. У меня чуть-чуть не было разрыва сердца... Ночью получить "молнию"!

– А это для того, чтобы ускорить ваш приезд. Я лично поручил нашему курьеру отправить "молнию". ВBдите ли, я заместитель Мехмана. Мы вообще живем, как одна семья. Я и моя жена Явер с утра до ночи не отходили от постели Зулейхи-ханум. И вообще, откровенно говоря, она соскучилась по вас. И мы хотели повидать вас, познакомиться...

Но Шехла-ханум твердила свое:

– Эти волнения отражаются на сердце. Вдруг поздней ночью услышать за дверью голос почтальона...

– Зулейха-ханум рыдала. Она кричала "мама". Так хотелось порадовать ее, бедняжку...

– Она у меня выросла очень избалованной, очень.

– Кому же побаловать ребенка, если не родной матери.

– Да, если тебя не ценят, то и на капризы твои не обратят внимания. Шехла-ханум громко вздохнула.

– Это верно, - подтвердил Муртузов, поняв Шехла-ханум с полуслова. Какое уж тут баловство? Свекровь у нее любит ворчать...