Картер помахал рукой.

– У нас ещё проблема с транспортом. Смат творит в этой области настоящие чудеса.

– Он говорил о каком-то аэродроме?

– О нем практически никто не знает. Он в нескольких милях от города. Его построили ещё в тридцатые, а теперь используют только для воскресных полетов. Иногда ещё для гонок на картах или конных скачек. Кстати, где вы живете?

– На Бакл Стрит.

– Да? Тогда вам до работы недалеко.

Судебные слушания заканчивались в пять вечера. Они вернулись в редакцию, чтобы написать отчеты.

– И все приукрасить, - добавил Картер.
– Мы расписываем даже обычные пьяные драки, а уж тяжкие телесные повреждения для нас вообще лакомый кусочек. Ваш последний случай, кстати, не без этого.

– По-моему, это трагедия. Я думаю, он не хотел её поранить.

– Нет, это чистой воды жестокое насилие. Должно хватить на восемь абзацев.

В семь часов Ларкин попрощался с Картером у его машины. По дороге он купил табак, три коробка спичек и плитку молочного шоколада. Пройдя с полмили, он растерянно огляделся по сторонам и понял, что заблудился. Какой-то парень на местном диалекте объяснил ему, что Бакл Стрит - это назад и немного левее. Без четверти восемь он, наконец, нашел свой дом. Только поднимаясь по лестнице, Джим понял, как устал.

Услышав его шаги, хозяйка вышла из гостиной.

– Длинный день, мистер Ларкин?

– Очень длинный.

– Чего-нибудь хотите?

– Нет, спасибо, миссис Кеттл.

– Вам нужно только сказать.

– Спасибо большое.

– Тогда вы, наверное, сами себе приготовите?

– Да. Спокойной ночи, миссис Кеттл.

В своей комнате он задумчиво посмотрел на газовую плитку, потом сел на кровать и съел четыре дольки шоколада. Чувствуя себя виноватым, он все же подогрел молоко, отрезал кусок черствого батона, лежавшего на комоде, и намазал его маслом. Потом доел шоколад, ещё час почитал, разделся и лег спать.

В этом городе ничего не происходит.

Он два раза чихнул и заснул.

На следующее утро Смат торопливо подошел к нему.

– Джим, хорошо, что вы пунктуальны. Можете пойти сегодня в суд? Лес занят убийством.

– Убийством?

– Убийством девушки. Ее нашли на пляже... Согласно ненадежным, как всегда, источникам, она практически разрезана на части.

Ларкин провел все утро в суде. Приезжий репортер сидел на другом конце скамейки, видимо, в плохом настроении. Был только один случай, о которой стоило упомянуть: рассматривали дело неуклюжего парня, совершившего кражу и пристававшего к двум женщинам. Тот тупо выслушал приговор - восемнадцать месяцев лишения свободы - вежливо поблагодарил судью, и тут его нервы не выдержали. Когда его выносили, все его тело дрожало и корчилось, словно пытаясь избавиться от пут. Когда Ларкин шел на обед, он увидел парня лежащим в вестибюле на двух стульях в окружении полицейских.

Картер сидел в редакции и усердно печатал. На столе Ларкина лежала записка: "Позвонить редактору". Он позвонил, и чей-то усталый голос спросил его о возрасте вчерашней ответчицы в суде. Потом он засел за репортаж, не обращая внимания на шум в комнате. Там было полно незнакомых. Пришел Смат и спросил Ларкина, справился ли он.

– Да, все в порядке. Ничего особенного не случилось.

– Гм-м. Вы идете обедать? Мы обычно питаемся в "Якоре".

"Якорь" находился на Хай Стрит, плотно зажатый обувным магазином с одной стороны и продуктовым с другой, весь из сверкающего хрома и бетона, привлекательный, как реанимационная палата. Смат заказал Ларкину пиво. Крупный юноша с огромными черными бакенбардами в оранжево-горчичном свитере, из-под которого выглядывала светло-лиловая рубашка, констатировал, что Ларкин наверняка уже спрашивал себя, происходит ли в этой дыре хоть что-нибудь.

– Я думал, как раз произошло...

– Что?

– Девушка на пляже...

– Ах, это... Спятивший маньяк. Чтобы встряхнуть это болото как следует, нужно что-то покруче. Дождитесь случая.

– Здесь все так говорят, - Джим покачал головой.
– Город действительно вымер?

– Вы ведь Джим Ларкин, так?, - не отвечая, спросил юноша.
– Банти мне вас показывала.

– Вы, к сожалению, меня несколько опередили.

– Я?

– Мне вас не показали.

Парень захохотал и ударил его по плечу.

– Елы-палы, Джим, вы мне нравитесь. Эй, Смат! Хотите немного опередить кого-нибудь? Напомните, чтобы я вам рассказал, - он пролил пиво на ковер.

– Наверное, это звучит немного высокопарно.

– Это просто великолепно! Вас здесь недоставало.

– Позвольте, я вмешаюсь, - сказал Смат.
– Джим Ларкин - Джонатан Хессенбергер. Это не псевдоним, но для подписи в газете слишком претенциозно, поэтому под своими жалкими подобиями фельетонов он подписывается как Джон Хесс. Устно это сокращается в Джесс, а если вы придумаете что-нибудь ещё короче, все будут очень признательны.

– Короче этого мне ничего в голову не приходит.

– Впрочем, не все ещё потеряно. Как только придет вызов из "Экспресса", Джесс уедет в столицу.

– Вы когда-нибудь работали в Лондоне, Джесс?

– В ежемесячнике. Это было не...

– Правда? Вы обязательно должны мне рассказать. А, вот и Лес.

Картер присоединился к людям в баре, взял обеими руками большую кружку пива и терпеливо отвечал на вопросы.

– Девушке на вид девятнадцать лет. Личность ещё не установлена.