– Ну что ты говоришь?
– сказала мать.
– Пустомеля.

– Я знаю, - настойчиво сказала девочка.
– Ты плакала.

Он подхватил дочь на руки, расцеловал ее и опустил на пол.

– Маёшка уходит?
– спросила она.

– Да...
– промямлил он.
– Я скоро вернусь.

– Не лги ребенку, - сказала жена.

– Фирамида До узе проснулась, а Маёшка узе уходит?
– расстроилась девочка.

– Дорогая моя Фирамида До, - сказал он.
– Я тебе позвоню.

– Нет, - она энергично покачала головой.
– Фирамида До боится телефона.

– Боится телефона?
– удивилась мать.
– Что ты такое говоришь, доченька?

– Телефон обманывает Фирамиду До. Говорит: Маёшка придет, а он не приходит, и Фирамида До узе долзна спать идти. Он нагнулся к дочери. Она пытливо, серьезно посмотрела ему в глаза совсем взрослым, много понимающим взглядом. Он содрогнулся в душе, представив на миг, что она уже большая. Что с ней будет, боже, - подумал он.
– Что ее ожидает? Как же мне быть?

Вдруг она крепко схватила его за шею, обняла.

– Пусть Маёшка не уходит, - стала плакать дочь.
– Пусть Маёшка не уходит!

Мать переполошилась, вскочила с кровати, взяла девочку на руки, стала утешать, успокаивать, приговаривать что-то спокойное, глупое, теплое. Маёшка, торопливо одевшись, выскочил из квартиры. Вслед ему неслись вопли дочери.

– Маёшка!
– кричала она.
– Маёшка!

Что это с ребенком?
– подумал он.
– Такого с ней еще никогда не было...

Когда он выходил из подъезда на улицу, дождь усилился. Он поднял воротник и пожалел, что вышел без кепки, но возвращаться уже не хотелось: дочка закатила истерику, пришлось бы остаться. А сегодня никак нельзя было не пойти. Вдруг он почувствовал, как устала душа. Хотелось молчать, долго не произносить ни звука, не раскрывать рта.

Рядом с ним остановилось такси. Он рассеянно поглядел на машину посмотрел на небо, с которого лил уже ливень, открыл дверцу и сел на заднее сидение.

Квадратные, крепко скроенные плечи таксиста в каком-то похабном ворсистом пиджаке, вместо того, чтобы внушить ему чувство уверенности, вдруг заставили его взволноваться. В чем дело?
– спросил он сам себя.

– Дело в том, - не оборачиваясь, произнес таксист.
– Что я все о вас знаю, Маёшка.

– Откуда?
– через силу спросил Маёшка.

– Ваша дочь звала вас из окна, не слышали?
– шофер расхохотался. Маёшка перевел дух, но тут шофер стал ему рассказывать о нем. Он молчал, слушал таксиста, и постепенно ему становилось все безразличнее то, о чем говорил таксист, вопросы, которые поначалу роились в голове его в связи с неожиданными провидческими способностями таксиста, как-то сами по себе разбежались, исчезли, и он теперь только равнодушно выслушивал слова таксиста, будто тот говорил о каком-то совершенно постороннем человеке. Но он заставил себя сосредоточиться и слушать повнимательней.

– А сейчас вы едете играть, - между тем продолжал таксист.
– И это все, что вы умеете, господин Игрок с большой буквы.

– Нет, - сказал Маёшка.
– Вы ошибаетесь. Я писал музыку. Только сейчас она никому не нужна.

– Вот вы и приехали, - сказал таксист, не дослушав его последнюю фразу.

Маёшка посмотрел на улицу, и только сейчас вспомнил, что не называл таксисту никакого адреса. Он вышел из машины, стал рыться в карманах, чтобы уплатить за проезд, но машина не стала ждать, рванула с места, взвизгнув тормозами. Маёшка озадаченно посмотрел вслед убежавшей машине. Он стоял возле знакомых дверей, под дождем.

Ему открыл человек во фраке с очень учтивым и предупредительным видом, совсем не похожий на швейцара, а скорее - на пожилого профессора, доктора точных наук, не по своей вине обогнавшего свой век. Маёшка по сравнению с ним выглядел давно не кормленным амбалом. Он порылся в карманах. Руки профессора в белых перчатках предупредительно спрятались за пингвиний хвост фрака,

неправильно истолковав жест посетителя. Маёшка извлек из кармана помятую карточку клуба. Человек, так и оставшийся с руками за спиной, даже не взглянул на карточку, застыв в позе доброжелательного холодного памятника.

– Вас не велено пускать, - произнес он телефонным голосом официальное сообщение.

– Я это дам от этого отсечь, - пообещал Маёшка не очень уверенным голосом.

– Я человек маленький, - умоляюще произнес фрак и тут же, на глазах стал и в самом деле стремительно уменьшаться, и, достигнув размеров лилипута, остановился, скинул ставший огромным фрак и убежал в одних ситцевых трусах, что-то торопливо, весело приговаривая.

Маёшка засунул помятую клубную карточку обратно в карман, шагнул было к дверям в зал, но кинул взгляд на фрак, бесформенной грудой валявшийся на полу, задержал шаг, нагнулся, поднял, отряхнул, надел, погляделся и вошел.